Искушение для ректора - Яна Соболь

ЕКАТЕРИНА

Рассматривая в окно автомобиля высокую стену академии, освещенную розовыми лучами солнца, я даже не думала, что так скверно начавшийся день к вечеру станет еще хуже.

— Екатерина Снежина, — опустив стекло негромко произнесла мама.

Только мое имя, и больше ничего.

Ответа не последовало, но тяжелые ворота, не дрогнув, плавно открылись, пропуская нас на огороженную территорию. Камеры слежения повернулись за нашей машиной. Железные створки сомкнулись, пропустив нас.

Я обернулась, чтобы увидеть КПП с территории и сразу обратила внимание на колючую проволоку над забором.

Надпись над въездом гласила «Добро пожаловать в академию Шереметьева», а изнутри звучала иначе. «Вернись очистившимся». Глупо как-то. Не мешало бы им хорошего бренд-менеджера нанять.

Шины шуршали по щебню дороги, пахло цветами, хвоей и отчетливой вонью несчастья.

Рука привычно дернулась сделать селфи, но я сжала-разжала ладонь и положила кисть на колено. Успею еще поснимать. Судя по настроению мамы, отговорить ее у меня не получится.

Я еще надеялась, что скандал замнется, что папа в конце концов запретит ей запирать меня в стенах интерната... Но похоже вся моя жизнь — псу под хвост.

— Катюша, сядь прямо. Не крути головой, — сухо выговорила мать. — И помни, здесь по тебе будут судить о всей нашей семье. Всегда смотри в будущее. Ты не знаешь, кто еще здесь учится. А простых детей сюда не принимают...

Я нехотя кивнула, потому что успела подслушать разговор между мамой и папой, когда они выбирали дыру, в которую меня засунут на ближайший год. Эта дыра оказалась самой престижной.

Дорога все никак не кончалась.

Длинная аллея, стволы деревьев толстые, кроны — высоко. Между деревьями отлично просматривается здание, но не видно ни одного студента.

Хотя в такую-то рань все наверняка еще спят. Возможно в кельях. Вдали мелькнули какие-то одноэтажные строения.

— Чем это воняет? — чуть было не зажала я нос от резкого запаха.

— Видимо, конями, — ответила мама. — Или коровами.

— Дерьмом! — подытожила я, а мама лишь передернула плечами.

— Не бойся, общение с животными пойдет тебе на пользу. А если ты продолжишь заниматься конным спортом...

— Спортом? Здесь? Ты шутишь?!

Наконец аллея вывела нас к главному зданию в три этажа. Но я обратила внимание на левое крыло с конусообразной стеклянной крышей.

Машина остановилась у крыльца, с которого сошел мужчина и поприветствовал маму. Охранники вышли первыми, оглядываясь. Встречающий помог матери выйти из машины. Они о чем-то быстро и тихо переговорили.

Улыбка на его лице появилась и пропала. Он посмотрел на меня. Как препарировал. Он мне категорически не понравился. Блин, что за упырь? Неужели ректор?

— Мама, пожалуйста, — попросила я в последний раз, глядя на суровые железные решетки на окнах.

Но вместо этого она жестом просит охранника достать мой багаж, и сумка падает к моим ногам.

— Александр проводит тебя, — произносит мама и отступает перед упырем. — Он… — щелкает пальцами, пытаясь вспомнить, кем он представился.

Надо сказать, мне тоже стало интересно!

— Отвечаю за безопасность, — негромко дополнил тот.

Значит, не ректор. Жду не дождусь встречи с ним.

Из двери показалась девушка. Посмотрела словно сквозь меня. Два жидких хвостика, кремовая жатая блузка, юбка в складку и коричнево-зеленую унылую клетку, вышитая на жилетке эмблема. И туфли. С носками.

И правда, жизнь — дерьмо.

Не могу вообразить, что буду сидеть среди таких же девушек в одинаковых юбках со складками, жаждущих очищаться и исправляться.

Какой-то… пиздец.

Я хочу носить нормальную одежду и жить нормальной жизнью. Разве я прошу многого?

— Мама! Мама, постой! Мне все это кажется глупой идеей...

А мама стоит и чего-то ждет. Чего? Мне кажется я достаточно напугана, чтобы выучить урок, что до своей свадьбы я не то что минет никому не делаю, я даже не целуюсь ни с кем!

Ок! Урок усвоен. Пора домой. Я напугана до чертиков.

— Мам, мне кажется это слишком. Это не элитное заведение. Это... Это тюрьма! Вы с папой даже не поговорили со мной, не посоветовались, — я всплеснула руками, выражая свою досаду и готовность сотрудничать. — Я все поняла. Можно не продолжать. Скажи, что это шутка, мам? Я не могу поверить, что ты готова так издеваться надо мной из-за попытки минета!

Александр вздернул бровь. Я закатила глаза. Не удивлюсь, если в этой глуши он не знает значения слова.

— Это не тюрьма, — торопливо ответила мама, что-то набирая в телефоне. — Академия Шереметьева вызывает только два чувства. Уважение и восхищение — те два качества, которых тебе в последнее время крайне не хватает.

— Потому что я пыталась отсосать у парня? Это проблема? Хорошо, я осознала… Все отсасывают, а мне нельзя. Хотя, можешь мне поверить, я сосала бы со всем уважением и восхищением, какое мне присуще.

Александр отвернулся, чтобы не выказать эмоций, но мне было насрать на него.

— Вот в этом и проблема, Катюша. Твое будущее как наследницы нашей фамилии, расписано и предрешено. Мне жаль, что ты этого не понимаешь сама. Я переживаю, что мне в очередной раз приходится разжевывать тебе самые простые вещи. Теперь этим займется Шереметьев.

Я закашлялась, с трудом удерживаясь, чтобы не скорчить рожу и не закатить глаза. Я знала, что ничего не выйдет. Когда это мама отказывалась от своего слова?

Светлана Снежина оказалась сторонница браков по расчету. Она не просто поддержала отца в части договорного брака, но и всячески убеждала меня, что чувства — это глупые эмоции, которые с возрастом обязательно пройдут. А вот связи и влияние останется.

Такого предательства я от нее не ожидала.

Меня с детства воспитывали как «драгоценную принцессу». Отличница школы, первая красавица каждого бала, прекрасная Снежинка.

Никто не догадывался, что у меня есть хребет.

Я могу быть такой же упрямой, как моя мать, несмотря на ее попытки изображать меня милой и невинной!

— Мне восемнадцать, — напомнила я. — Некоторые решения я в состоянии принять самостоятельно, без разрешения родителей. Ведь так? Или мне действительно хранить свою девственность до самой смерти? А если вы не найдете мне подходящего жениха?

— Ты в первую очередь Снежина, — отчеканила мать. — Ты