Долго тебя ждала - Мария Летова

— Мне не нравится, когда мои вещи берут без разрешения!

— Это никому не нравится. — Впиваюсь глазами в сигнал светофора, мигающий последними секундами зеленого. — Пошли, пошли, пошли! — подгоняю дочь, сжимая ее теплую ладошку в своей и таща за собой к пешеходному переходу.

Морозный воздух сковывает легкие, в боку нещадно колет. Промозглый ветер забирается под куртку и разгоняет колючие мурашки по моей влажной коже. Адский дискомфорт!

Снегопад превращается в непроглядную стену к тому моменту, как мы перебегаем дорогу. Снежинки оседают на ресницах, по спине под пуховиком катится капля пота, когда слышу возмущенное:

— Почему Антону надели мои трусы без моего разрешения?!

— Что? — Опускаю голову, удивленно глядя на дочь.

Маруся неваляшкой перебирает ногами в своем дутом комбинезоне, на ходу поправляя съехавшую на глаза шапку с изумрудными пайетками. Смотрит на меня в ответ, надув губы и выгнув пшеничного цвета брови. Сердце каждый раз оборачивается в теплый плед, когда вижу ее гримаски. Моя дочь — точная копия меня, и я счастлива, что от отца ей достался только цвет глаз, а от меня — все остальное, включая мимику и ослиное упрямство.

— Твои трусы надели на мальчика?! — В моей голове просто взрыв из предположений, которые придерживаю.

— Он описался! — бубнит дочь. — И ему дали мои трусы! — рассказывает с глубокой обидой.

Вспоминаю, что запасное нижнее белье для нее в детском саду я не меняла года три. Положила сменный комплект в шкафчик — на всякий случай — в тот день, когда привела ее туда в первый раз. Не думала, что этот «всякий случай» произойдет спустя столько лет и не с моим ребенком.

— Я поговорю с воспитателем, — впопыхах обещаю разобраться в ситуации с трусами.

— Он сказал, что вернет их, когда постирает, — продолжает она пыхтеть. — Мам, можно я не буду их больше носить? — просит умоляюще, пока я тащу ее по тротуару.

— Пусть Антон оставит их себе на память! — Левой рукой нащупываю вопящий в кармане телефон. — Маруся, быстрее!

Под мышкой зажат чехол с ее костюмом, на локте висит спортивная сумка весом с тонну, поэтому достать звонящий телефон мне удается с десятой попытки.

— Да! — шиплю в трубку, носом ткнув кнопку «принять» и зажав телефон между плечом и ухом.

— Я не смогу долго держать тебе место. Ты хоть представляешь, сколько здесь народа?! Где ты?! — Голос подруги тонет в грохочущей на заднем плане музыке.

— Почти на месте! Я в тебя верю! — выдыхаю, надеясь, что она меня расслышала, и отбиваю звонок, возвращая телефон обратно в карман. — Быстрее! — подгоняю Марусю.

Она ловит ртом падающие снежинки и ладонью загребает с обочин рыхлый снег, который коммунальщики сгребли в огромные горы вдоль тротуара.

— Маруся! — возмущаюсь в ответ на то, как дочь рассматривает на свежевыпавшем снегу следы от своих новых серебристых ботинок в условиях катастрофического цейтнота.

Впереди подсвеченное со всех сторон огромное здание нового Ледового дворца, и я тащу к нему ребенка, не позволяя больше отвлекаться на глупости. Сегодня я наглупила за нас обеих, когда решила довериться ее отцу, то есть человеку, которому доверять нельзя. Из-за него мы опаздываем, и опаздываем катастрофически!

Мне стоило бы обзавестись водительскими правами и личной машиной, чтобы облегчить нашу с Марусей жизнь, но я так этим вопросом и не озаботилась, за что сейчас хочу дать себе пинка.

— Слава Богу! — выдыхаю, заталкивая дочь в стеклянные двери Дворца.

Ее отца за этот вечер я мысленно послала к чертям сотню раз и глубоко надеюсь, что он оттуда никогда не вернется. Я не истеричка, я — стоматолог, но даже у меня бывают дни, когда готова не лечить, а калечить.

Он обещал отвезти Марусю и клялся ей, что будет присутствовать на ее выступлении, но у него снова нашлись дела поважнее. Если бы я знала, что мы будем ждать его до прихода адвентистов Седьмого дня, поехала бы с Таней.

Вся парковка комплекса забита под завязку — кажется, сегодня здесь собрался весь город. Неудивительно: новые грандиозные объекты в нашем городе открываются не каждый день и даже не каждый год.

— Маруся, пожалуйста! — сокрушаюсь, замечая, как дочь тормозит у новогодней елки в центре холла.

— Мам, посмотри! — шелестят ее губки, а в расширенных глазах отражаются разноцветные огни от пестрящей гирлянды.

Тяну ее мимо, к охраннику, который на пальцах объясняет, как попасть в раздевалки. Мы плутаем минут пять, пока не находим нужный коридор и «первую дверь направо», где девушка-организатор с планшетом в руках требует прямо с порога:

— Фамилия?

— Власова. — Утираю пот со лба. — Власова Мария, — уточняю, сваливая вещи на скамью.

В раздевалке только мы, организатор и какая-то девушка, надевающая костюм Снегурочки. Судя по количеству оставленной под скамьями обуви, кроме нас все участники выступления давно на месте.

Пока разбираю сумку, дочь с любопытством наблюдает за Снегурочкой, которая крепит к затылку длинную искусственную косу. Для Маруси это зрелище не станет психологической травмой: на прошлом новогоднем утреннике в детском саду дочь узнала в Деде Морозе воспитательницу из параллельной группы и сказала мне об этом. Она достойно пережила эту правду жизни, но с тех пор мой ребенок больше не верит в сказки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Вы опоздали, — упрекает организатор. — Переодевайтесь и проводите ребенка к выходу на лед. Сектор «В». Налево по коридору, там указатели, — одаривает меня взглядом с претензией, перед тем как выйти из раздевалки.

— Снимай куртку! — понукаю дочь, дергая ее за шарф.

Ее внимание до сих пор занято лже-Снегурочкой, выворачивающей содержимое косметички на полку шкафчика.

Сбрасываю пуховик и достаю из чехла блестящий костюм снежинки, пока Маруся копошится, перебирая пальчиками кнопки на куртке.

— Я хочу пить, — сообщает, усаживаясь на скамью.

Передаю ей маленькую бутылку воды, откопав ту в сумке.

Замерзшие руки упрямо не слушаются, пока пробую расправить расшитую блестками юбку-пачку, но впереди приключение посерьезнее: надевать леггинсы мы обе ненавидим.

— Власовы?!

Вздрогнув, морщусь. Фамилия произнесена во множественном числе, а я никогда не была Власовой, но это вряд ли имеет значение для женщины, вошедшей в раздевалку.

Обернувшись, встречаю грозный взгляд нашего тренера по фигурному катанию Тамары Ивановны Клюевой и втягиваю голову в плечи.

Попасть к ней было сложно: она — лучшая из лучших.

Прикусываю язык, молча проглатывая любые возражения.

— Тамар-ра Ивановна! — выкрикивает дочь, намеренно удлиняя букву «р», с которой в последний месяц у