Останься ради меня - Коринн Майклс

Бренна

Бип. Бип. Бип.

Уф.

Не может быть, чтобы уже было шесть тридцать. Клянусь, я только что уснула. Я переворачиваюсь, проверяю часы и убеждаюсь, что пора поднимать задницу. Моя рука скользит по простыням, чтобы почувствовать холод, и мне хочется плакать. За последние восемь месяцев мне кажется, что я проживаю один и тот же день на повторе. Я ищу его, тоскую по нему, пытаюсь почувствовать тепло, которое когда-то было, но его нет. Как и его самого.

— Мама! — кричит вслед голос Мелани. — Вставай!

Я сажусь на кровать, перекидываю ноги через край и закрываю глаза. Я могу это сделать. Я делаю это так долго, и я делаю все, что могу. Детям нужно лучшее, и я должна стать для них таковой, даже если боль все еще так сильна, что хочется сдаться.

Десять дней назад мы переехали в новый дом — простой дом в глуши, но он находится рядом с семьей моего мужа — моего теперь уже умершего мужа, и местом, где он похоронен. Я пытаюсь дышать, пытаюсь найти что-то, за что можно было бы ухватиться, что позволило бы мне понять, что жизнь снова будет в порядке. Так и будет. Я знаю это, но я одна, и это больно. У меня нет Люка и его непоколебимой веры, чтобы напомнить мне, что я воин и всегда найду выход. Мне приходится подталкивать себя и напоминать себе, что это не просто командировка. Это навсегда. Его больше нет. Он похоронен в земле, и я больше никогда не услышу его голос. Когда я покупала этот дом, это должно было стать моментом радости. Но вместо этого я сидела в холодном кресле и подписывала бумаги по ипотеке только своим именем. Не было ни улыбок, ни шуток, когда в списке адресов появился еще один. Слезы заполнили все пространство, когда моя ручка провела по последней черной линии.

Моя голова откидывается к потолку, а в сердце нарастает боль.

— Мама! Себастьян не хочет выходить из ванной! Я должна причесаться!

Я делаю глубокий вдох.

— Я иду.

Сжав зубы так сильно, что они могут разлететься на части, я поднимаюсь на ноги, натягиваю халат и шаркающей походкой выхожу за дверь.

Мелани смотрит на меня, и ее глаза становятся огромными.

— О Боже!

— Я так хорошо выгляжу? — шучу я. Конечно, я не спала неделю и проплакала всю ночь, но не думаю, что выгляжу так уж плохо.

— Нет, это… твои глаза опухли. Если бы Сибил была здесь, она бы закричала.

— Это были тяжелые месяцы.

К тому же, Сибил ни черта не скажет. Когда мы с ней познакомились, мы были двумя одинокими женами военных, застрявшими в Пенсаколе без семьи и друзей, и я была беременна. Сибил была милой южной девушкой с сильным акцентом и золотым сердцем. Мы были лучшими подругами на протяжении двенадцати лет. Она — персик. Снаружи она мягкая, сладкая, и вам кажется, что ее легко ранить. Но внутри у нее есть косточка. Твердая оболочка, непробиваемая и способная выдержать почти все. Она — моя опора, и я скучаю по ней больше, чем по чему бы то ни было.

Мел вздыхает и смотрит на дверь ванной.

— Я знаю.

И она знает. Нам всем было нелегко, и мы долго раздумывали над тем, чтобы приехать в родной город Люка. Не потому, что нам здесь не нравится или мы хотим, чтобы семья была рядом, а потому, что это означало еще одну перемену в жизни. Мы были семьей военных. Мы всегда были рядом с базой, останавливали машину на рассвете и закате, чтобы послушать национальный гимн, жили в тесных домах, в которых было больше проблем, чем мы могли сосчитать, но это была наша жизнь. После того как я обняла Себастьяна и он зарыдал, услышав, как над домом пролетает самолет, я поняла, что мы должны уехать. Было много эмоций от радости, что его отец может быть в этом самолете, до постоянного напоминания о том, что Люка больше нет и никогда не будет. Я уехала, осталась с родственниками, пока мы искали, где жить. Этот дом появился в продаже, и благодаря одной из учительниц, с которой я познакомилась на новой работе, мне удалось быстро его купить. Единственная проблема в том, что он маленький и у детей нет отдельных ванных комнат.

— Он должен выйти оттуда!

— С тобой все будет в порядке, Мелани. Я обещаю, что никому не будет дела до того, что твои волосы не идеальны.

— Ты этого не знаешь. Что, если эти девочки злые? Что, если мальчикам не нравятся девочки, которые не красятся? Почему я не могу подготовиться в твоей ванной? Почему ты не разрешаешь мне накрасить глаза?

Жизнь девочки-подростка всегда так драматична.

— Ну, мне нужно собираться в своей ванной. Отвечая на твои другие вопросы… тебе двенадцать, твой отец сказал, что не хочет, чтобы ты это делала, и я собираюсь подчиниться ему, потому что он умер, а я устала.

Ее глаза встречаются с моими, и она вздыхает.

— Прости меня, мама. Я не должна была этого говорить…

Моя милая девочка, всегда заботливая. Ей всего двенадцать лет, но вы никогда об этом не узнаете. Иногда она взрослее большинства взрослых, которых я знаю, но такова жизнь детей военных. Они взрослеют слишком быстро, понимая, что семья — это отдельная структура и каждый должен делать чуть больше. Потом она потеряла отца, и ее детство перестало существовать. Исчезла девочка, которая часами занималась модой и красотой. Вместо этого она пытается стать взрослой, и я делаю все возможное, чтобы остановить этот процесс.

— Не извиняйся, милая. Я и так сожалею. Мне не следовало срываться. Я была не права.

Она ждет, пока я отдышусь, и кусает нижнюю губу.

— Нет, все хорошо. Мне только нужно собраться. Это первый день для всех нас.

Люк любил повторять, что все происходит не просто так. Он считал, что судьба — это реальность, и именно благодаря ей мы встретились. Не знаю, правда ли это, но я никогда не спорила. Мне было восемнадцать лет, я встретила мужчину, который был пилотом, и я влюбилась. Через несколько месяцев я забеременела Мелани, и мы поженились. Никто не думал, что мы продержимся долго — в каком-то смысле, наверное, так и