Останься ради меня - Коринн Майклс

— Бабушка приготовила нам обеды?

Я чертовски надеюсь на это. Я распаковывала вещи, пока она помогала подготовить их к сегодняшнему дню.

— Она сказала, что сделала это вчера вечером.

— Она сделала сэндвич Себастьяна без корочки?

— Я дала ей все инструкции.

Она вздыхает, понимая, что, скорее всего, этого не произошло.

— У нее так же плохо получается, как и у папы. Он тоже не делал сэндвичи правильно.

Ее тело напрягается при этом. Она никогда не упоминает Люка. Она притворяется, что его просто отправили на службу и что мы не пережили самую невообразимую боль, которую только может испытывать семья. Мелани восприняла это ужасно. Люк был ее миром.

Ее героем.

Отец, о котором мечтала каждая маленькая девочка. Возможно, он не всегда был рядом из-за своей работы, но ни она, ни Себастьян никогда не чувствовали себя обделенными вниманием. Да, его работа была на первом месте, но дети никогда не чувствовали этого. Из-за работы у Люка не хватало времени только на меня, и я смирилась со своей ролью. Я должна была заниматься домом, детьми, встречами, переездами и перевозками. Я следила за тем, чтобы наш дом был хорошо отлаженной машиной, и, если что-то ломалось, я это чинила. Однако никто не сказал мне, что нужно готовиться к тому, что я окажусь сломанной деталью или к тому, что самолет упадет.

— Все стараются, — говорю я ей с улыбкой, благодарная за то, что моя свекровь смогла вмешаться и помочь.

— Я проверю, как там сэндвич, пока Себастьян будет возиться в ванной, — Мел выкрикивает последнюю фразу так громко, что я вздрагиваю. Затем она спускается по лестнице, пропуская тихий звук смеющегося над ней брата.

— Себастьян, у тебя есть пять минут, приятель. Все, что тебе нужно сделать там — это расчесать волосы и почистить зубы. Это не займет больше времени.

— Хорошо, мама!

Ему одиннадцать, и он действительно просто раздражает свою сестру. Я люблю своих детей, но я очень надеялась, что сегодня все пройдет гладко. Это их первый день в школе в Шугарлоуф. За эти годы они познакомились с несколькими детьми, когда мы навещали Сильвию и Денниса, но здесь для них все незнакомо. Как правило, новая школа не представляет собой ничего особенного, но в этот раз все было по-другому, потому что мы оставили военную жизнь позади. Между военными ребятами существовало товарищество. Они понимали, как тяжело быть новичком из года в год, и были более доброжелательны. Теперь же они отправятся в место, где эти дети знают друг друга всю жизнь.

Не прошло и тридцати секунд, как он стоит у моей двери.

— Я соответствую?

Я смотрю на него, темно-каштановые волосы, как у его отца, и эта ухмылка, перед которой невозможно устоять. Затем я смотрю на его одежду и стону.

— Я думала, вы с бабушкой приготовили одежду вчера вечером?

— Да.

О, Господи.

— И это то, что ты хочешь надеть в свой первый день?

— Бабушка сказала, что у этой одежды есть характер.

Я фыркнула.

— Себастьян, милый, это не подходит. Иди, надень новые джинсы, которые я тебе купила.

— А как же рубашка?

Это не тот горизонт, на котором я хочу умереть, поэтому я говорю.

— Если тебе нравится, я думаю, это здорово.

Моя свекровь неравнодушна к ярким цветам и животным принтам. Если у одежды есть полоски или пятна, она ее носит. Я совсем не такая, но она и Себастьян сблизились из-за этого много лет назад, что побудило ее внушить ему «Одевайся, чтобы владеть миром». Если ему нравится эта рубашка, я не собираюсь его останавливать. Мальчик по имени Брюс, Трой или еще Бог знает кто с кулаками размером с арбуз, возможно, что-то скажет по этому поводу, но Себастьян уже давно постарался сделать так, чтобы нравиться людям. Он милый мальчик, который любит заставлять нас улыбаться и постоянно развлекает нас шутками или музыкой. Он пишет песни, играет на гитаре и учится на одни пятерки. Я не могла бы гордиться им больше, даже если бы попыталась.

— Я бы хотел, чтобы папа был здесь.

— Я тоже.

— Ему бы понравилась эта рубашка.

Я сдерживаю слезы, которые грозят появиться.

— Он бы купил такую же.

Люк не обладал чувством моды, но ему нравилось стараться привить Себастьяну уверенность в том, что он может носить то, что хочет. Если он, большой плохой пилот военно-морского истребителя, мог носить рубашку с зеброй, то и Себастьян мог.

— Как ты думаешь, он сейчас на небесах и наблюдает за мной?

— Я бы поспорила на все свои доллары.

Лицо Себастьяна слегка поникло.

— Я скучаю по нему.

Я улыбаюсь ему мягкой улыбкой, которая гласит «Я понимаю, я бы хотела, чтобы все было по-другому, но я не могу это исправить».

— Я знаю, ты хочешь, чтобы он был рядом, но хорошо, что мы в этом городе с бабушкой и дедушкой, правда?

Он кивает, но я вижу разочарование.

— Да.

— Но это не одно и то же, — добавляю я.

Никому из нас не станет от этого лучше, а попытки дать ему ложную надежду только усугубят ситуацию.

Мы одни.

Мы больше не Аллены, семья из четырех человек. Нас всего трое, и мы потеряли одну спицу в колесе, которое никогда не починить. Я потеряла человека, которого люблю, и отца своих детей из-за механической поломки. Столько сожалений. Столько ночей я провела в слезах, размышляя о том, как сложилась бы наша жизнь, если бы за три месяца до этого он не вернулся в армию. Если бы только он не подвел меня. Если бы он любил меня настолько, что не пошел бы на работу в тот день, как обещал. Если бы только… Но это всего лишь мечта, которой у меня никогда не будет, потому что реальность забрала его у нас, и теперь у нас есть только мы друг у друга.

— Нет, но у меня есть ты.

— Всегда.

Себастьян бросается вперед, широко раскинув руки, и я крепко прижимаю его к себе. Его объятия — самые лучшие. Они полны тепла и любви. Он приподнимается на носочки, целует меня в щеку и обнимает еще крепче.

— Я люблю тебя, мама.

— Я тоже тебя люблю.

Мелани поднимается.

— Кризис предотвращен.

Я смеюсь.

— Спасибо, Мел.

Она протискивается мимо Себастьяна и бросается в ванную.

— Придурок.

Мой сын закатывает глаза.

— Сестры.

Пока они готовятся, я иду в ванную и одеваюсь в брючный костюм, который, как я надеюсь, выглядит