Я не имела никаких предубеждений против людей, в прошлом переживших трагедию. Да и с какой, собственно, стати, если я не хотела, чтобы по этой причине люди избегали меня саму? Я не о светлой изнанке говорю, которая, якобы, есть у каждой тучки. Я полагаю, что, настрадавшись, стараешься быть крепче и жизнерадостней.
И вот, мне кажется, я видела, что Том полностью восстановил свои силы.
Я уже три месяца работала в Коульмене, когда проявились несомненные признаки готовящегося свидания. Мы по-прежнему бок о бок занимались ремонтом моего дома и к концу августа все закончили. На следующие выходные работы у нас не было и Том сказал:
— Я немного готовлю. Почему бы нам не пообедать у меня в следующую субботу?
— Прекрасная мысль, — я обрадовалась совершенно искренне, потому что мне уже начинало казаться, что Том никогда не преодолеет свою робость. — Но, к сожалению, я собираюсь в Лос-Анджелес. Хочу навестить друзей. Я отправлюсь в четверг вечером и вернусь только в воскресенье.
Он сразу помрачнел и после минутной паузы сказал:
— Я должен был предполагать, что у вас кто-то остался в Лос-Анджелесе…
Я поспешила его разубедить:
— Нет, Том, я еду не на свидание.
— Это правда? Я не хотел бы влезать в историю. То есть я не хотел бы… А, к черту…
— Вы думаете, что это не было бы просто обедом? — спросила я его напрямик.
— Мне бы хотелось… Только не поймите меня превратно. Я не надеюсь на что-нибудь серьезное, постоянное и так далее. Если у вас кто-то есть, какое мне дело? Можем пообедать и быть друзьями по-прежнему… — Он передернул плечами и помолчал. — Дружба — хорошее дело. Зачем осложнять себе жизнь?
— Понимаю, — сказала я, хотя это было не совсем так. И, наверное, он угадал это по моей интонации или по выражению моих глаз.
— Я здесь встречался с одной женщиной, художником-декоратором. Все было очень мило, мы были довольны друг другом, но однажды она вдруг объявила мне, что несвободна, что только на время отпуска покинула своего дружка, а теперь возвращается обратно. Она, оказывается, тайно поддерживала с ним связь — звонила, писала письма… Что-то в этом роде я ожидал и от вас…
— Простите меня, — сказала я. У нас, людей, чьи личные дела всегда обрывались, не достигнув успокоительной точки, такое случается часто. Я сама не была исключением. Еще в юридической школе я, несмотря на занятость, встречалась с мужчиной, который в один день оборвал наши отношения по собственному почину. Оборвал — и все. Он встречался сразу с двумя женщинами по удобному для него графику…
— Я не хотел бы выглядеть слабаком, — объяснил Том. — Это вовсе не поразило меня в самое сердце. Просто получилось не очень красиво. Все могло быть иначе, если бы она сразу сказала мне, что не порвала с тем парнем. Думаю, я вел бы себя точно так же, но виды на будущее были бы у меня другие.
— Вы чувствовали, что она вас обманывает?
— Да, Джеки, она меня обманывала. Она говорила, что не имеет ни перед кем обязательств, и все такое. В другой раз она сказала, что недавно у нее закончился серьезный роман. И в итоге выяснилось, что они расстались на время, чтобы проверить свои чувства. И все эти недели связь между ними не прерывалась.
Он покачал головой.
— Лучше бы она сразу сказала мне, что не хочет говорить об этом, или что это не мое дело. Я люблю основательность. Я старомоден. Мне трудно, когда со мной хитрят и изворачиваются. Я никогда не лгу и не люблю лжи.
— То же можно сказать и про меня, — возбужденно вмешалась я. — Никакого недавнего романа у меня не было и нового я тоже не жду. Однако я весьма положительно смотрю на субботний обед вместе с вами. Не думаю, чтобы это было очень опасно.
Я попыталась наградить его ободряющей улыбкой, хотя, по-моему, он придавал слишком большое значение такому пустяку, как обед. Но я простила ему эту несообразность. Нужно было заканчивать это затянувшееся обсуждение.
— Так что давайте не будем возлагать на это мероприятие особенных ожиданий.
У меня не было цели не подпускать его к себе во что бы то ни стало, и таким образом два свидания могли обернуться десятью…
— Нам обоим нужна дружба, но давайте не будем спешить.
— Да, не будем спешить, — повторил он за мной и ухмыльнулся. — Согласен с вами. Я имел в виду только обед и ничего больше. Незачем обременять себя надеждами. Стало быть, вы не против того, чтобы дружба продолжалась и я показал вам, какой из меня повар?
— Разумеется, нет, — сказала я.
— Тогда я позвоню вам, когда вы вернетесь.
Я решила отправиться в Лос-Анджелес в четверг вечером, чтобы в пятницу посетить свою старую контору. Бывшие сослуживцы встретили меня необычайно любезно. Меня пригласили на ленч, и я развлекала компанию непритязательными рассказиками из жизни маленького городка. Особенно заинтересовало их семейство, на паях владевшее правом использования водоема и раздираемое многолетней враждой между переженившимися родственниками. У них всегда были нелады с законом, а бесконечные стычки и погони друг за другом вдоль проселочных дорог в конце концов привели к тому, что вся их собственность свелась к разрозненным автомобильным деталям и проржавевшей кухонной утвари.
Еще я рассказала им про артель художников, обосновавшихся в тридцати километрах от города. Там всегда можно было по дешевке приобрести замечательные статуэтки, картины и антикварные безделушки. Рассказала и про наследницу мультимиллионного состояния, порвавшей с семейным конфетным бизнесом, чтобы разводить овощи и лечебные травы.
Они похвалили мой цвет лица, здоровый блеск глаз, порадовались возвращению чувства юмора — и я вдыхала их замечания как чудесный нектар. Они говорили: «Колорадо — лучшее место для тебя» и «Тебе ничего так не хватало, как горного воздуха». Они хотели сказать, что я вернулась из долины плача нормальным человеком. Я видела, что они вздохнули свободно — в том смысле, что с них спала тягостная обязанность утешать меня. В первую очередь это, конечно, относится к женщинам. Они ведь всегда чувствуют ответственность друг за друга — независимо от положения в обществе или возраста. Мое горе было их горем. И я возвратилась как ученица, успешно окончившая колледж. Я вернулась здоровой, а как мне удалось остаться прежней — это была моя тайна.
Я слушала их сплетни и добавляла свои. Побывав у подруг, я провела выходные у Барб, которая жила одна. Мы не были с ней особенно близки, но у нее остановиться было удобно — я никому не мешала. Она дала мне ключ, и я возвращалась так поздно, как хотела, у меня была своя комната и взятая напрокат машина. Мне было очень хорошо во время всей поездки, и я никак не думала, что могу в ком-нибудь возбудить какие-то подозрения. Неожиданно Дженис, секретарша старшего компаньона, сказала:
