Мне хотелось спать, но в голове весьма некстати промелькнуло правило номер два: не отсиживаться в отелях.
Застонав, я сполз с постели, затащил на кровать чемодан и начал распаковывать вещи. На ощупь обошел номер, чтобы понять, где что находится, а затем сложил в шкаф одежду, повесил костюмы и взялся за сумку, где хранились все жизненно важные устройства.
В первую очередь, мне нужно было как-то ориентироваться на местности, поэтому перед отъездом я все же побывал в Фонде Хелен Келлер, где посетил занятия, обучающие передвижению по городу. Там мне посоветовали носить с собой наушники, чтобы слушать указания навигатора, гуляя по незнакомым улицам, и установили на телефон программу, способную озвучить любое слово или фразу.
К тому же мне выдали небольшие карточки на разных языках, на которых были написаны вежливые просьбы помочь перейти оживленную улицу. По словам преподавателей в Фонде, мне следовало встать на углу улицы, выставить перед собой карточку с напечатанными словами и ждать, пока кто-нибудь решит узнать, чего я хочу. Люди подойдут, прочитают надпись и помогут перейти на другую сторону. Звучало здорово… в теории.
Однако сама мысль о том, чтобы стоять с табличкой на углу, практически приравнивалась попрошайничеству. Поэтому я взял карточки с вежливой улыбкой, но пообещал себе никогда ими не пользоваться. И тем не менее они каким-то образом попали ко мне в сумку. Видимо, Люсьен постарался.
Второй по важности задачей было не пасть жертвой воров и грабителей. У меня имелся считыватель банкнот размером с визитную карточку, который, когда к нему подносили купюру, сообщал ее номинал. Перед тем как убрать деньги в бумажник, прикрепленный к поясу брюк, я определенным образом загибал уголки банкнот, чтобы сам мог их различить. В бумажнике также хранились и кредитные карточки. Помимо всего этого, в кармане куртки лежал так называемый кошелек-приманка с недействительной кредиткой и суммой в пятьдесят евро – на случай, если меня все же решат ограбить. Оставалось только надеяться, что воры удовольствуются малым.
Я достал из сумки ноутбук с программой для письма и поставил его на стол возле окна. Моей кожи коснулись теплые лучи, и я повернулся к солнцу лицом, на мгновение испытав удовлетворение. Я сделал это. Путешествие оказалось непростым и отняло кучу душевных сил, но я справился. И теперь находился в том же городе, что и Шарлотта. А к концу дня окажусь с ней в одном зале.
Поужинав в ресторане отеля, я взял такси до концертного зала и отыскал кассу выдачи заранее купленных билетов. И хотя каждый шаг этого вечера сопровождался трудностями и напряжением, за четыре минуты до начала с помощью капельдинера я все же добрался до своего места в зале: на верхнем уровне в последнем ряду, поближе к двери, чтобы иметь возможность быстро сбежать.
Чувствуя себя выжатым как лимон, я плюхнулся в обитое бархатом кресло и устроил белую трость между колен. От былого удовольствия не осталось ни следа. Похоже, я взвалил на себя непосильную ношу. Да, я добрался до концертного зала, но лишь ценой непомерных усилий и огромного напряжения. А ведь в ближайшие дни мне придется раз за разом отправляться в незнакомые места, не умея быстро ориентироваться в пространстве.
Оркестр, и Шарлотта в том числе, настроили инструменты, после чего зрители вокруг меня разразились аплодисментами. Видимо, дирижер занял свое место на возвышении. На миг в зале повисла тишина, а затем… полилась музыка.
Разумеется, я не читал программу концерта и не узнал ни одну из четырех или пяти сыгранных композиций, однако это не имело ни малейшего значения. Музыка подхватила меня и мягко понесла по волнам. Само собой, различить скрипку Шарлотты на фоне прочих инструментов было невозможно, но мне все равно казалось, что я ее слышу. Подумать только, моя Шарлотта здесь, в одном зале со мной. Пусть даже он был огромных размеров, а мы с ней находились в разных его концах, я чувствовал свою женщину. Ее энергию, любовь и все, что она вкладывала в музыку. Постепенно дневное напряжение начало уходить, прочищая разум и позволяя мышцам немного расслабиться.
Нахлынувшие ощущения вместе с эйфорией от открывшихся перспектив вновь заставили меня поверить, что я поступаю правильно. Конечно, мне будет куда сложнее, чем я наивно полагал в самом начале. Наверное, более трудного испытания у меня еще не было. Но разве не в этом смысл?
Нет, я не сдамся. Не могу. Я пройду этот длинный темный путь, потому что в конце, знаю, меня ждет Шарлотта Конрой.
Глава 6
Самый темный путь
Музыканты отправились дальше, и я последовал за ними. После Вены была Венеция – неизмеримо прекрасный и уникальный город. Он превратился для меня в лабиринт ненадежных улочек, площадей, заполненных взлетающими голубями и их дерьмом, и узких тупиковых переулков, которые упирались в стены из песчаника. Следом за ней Флоренция, где на каждом шагу мне грозила опасность поскользнуться на мощеных мостовых, а знаменитое искусство надежно скрывалось по ту сторону черного занавеса.
Хотел бы я сказать, что стало легче. Нет. Меня повсюду сопровождали бесчисленные ошибки и препятствия, а день считался удачным, если я смог безнадежно не заблудиться. Да, я все так же посещал концерты Шарлотты, но для этого требовались просто колоссальные усилия.
Я сталкивался с бесконечной чередой разочарований и неловких моментов, но лишь краснел от унижения, стискивал зубы и пытался подавить кипящую внутри ярость. Я стоял в оживленных очередях, чтобы купить билеты, чашку кофе или что-нибудь перекусить. Сносил вежливое молчание клерков, кассиров, официантов и консьержей отелей, подкрепленное нетерпеливыми вздохами, пока с трудом заказывал еду, забирал вещи из химчистки или затаскивал гребаный чемодан в переполненный поезд.
Мне приходилось всюду и ежедневно просить о помощи проходящих мимо незнакомцев, просто хватая их на ходу и надеясь, что они простят меня за назойливость. Или даже прерывать разговоры и на ужасном немецком или ломаном итальянском молить, чтобы хоть кто-нибудь говорящий по-английски указал мое место. Как пройти к билетной кассе? Где стоянка такси? Как добраться до железнодорожного вокзала или стойки регистрации в отеле? «Как стать достойным Шарлотты?» Я хотел кричать, упасть к ее ногам и прикоснуться к щеке, взять за руку… всего на один миг, просто чтобы напомнить себе, ради чего все это.
Я вслепую переходил улицы, держась поближе к другим пешеходам. Иногда чувствовал, как чьи-то руки направляли меня на верный путь или отдергивали с дороги, подальше от мчащихся машин, гудки которых сообщали всем вокруг о моем унижении. Дурацкие карточки Фонда тоже пригодились. Они и правда работали. Без них я давно бы попал под колеса.
Как оказалось, в мире много добрых людей, но насмешки и пинки со стороны мне все равно доставались. Как-то в поезде я успел схватить за руку вора, но тут же на меня накатил страх. Что дальше? Меня оставят в покое? Или кто-то более настойчивый воткнет нож между ребрами? Узнать этого я не мог, как и оценить, не представляют ли люди для меня потенциальную опасность. Оставалось лишь доверять и надеяться. А порой и искренне молиться.
Слова «беспомощный», «медлительный», «робкий», «потерянный» – такие далекие от меня в прошлой жизни – теперь описывали почти каждый мой шаг.
Хотя шла всего первая неделя.
Вечерами я звонил Люсьену рассказать, как у меня дела, и неизменно повторял, что все в порядке. Ложь с легкостью слетала с языка. Я отправил электронное письмо Шарлотте, надиктовав его в новой программе. К счастью, она не передавала ни усталость, ни тоску в голосе. Только слова, которые предстанут перед Шарлоттой черными линиями на белом экране, без малейшего намека на скрытую за ними борьбу. Я признался ей в любви, сказал, что скучаю и стараюсь обрести себя, чтобы мы смогли быть вместе. Я отлично понимал, что сперва мне нужно разлететься на кусочки, а потом собрать себя воедино. Очевидно, это путешествие сломит меня во всех отношениях, а после… я либо выйду победителем, либо поддамся этой разрушительной силе. И сейчас – судя по тому, как все начиналось, – я склонялся к последнему варианту.
