class="p1">***
— Мам, а почему ты именно Вадима выбрала из всех мужчин? - спрашиваю, отламывая вилкой кусочек клубничного чизкейка.
Картину мы выбрали быстро, и мама предложила сходить перекусить.
— А он тебе не нравится? – она делает глоток чёрного кофе.
— Да нет, дело не в этом. Просто интересно, - мямлю расплывчато.
— Я заметила, что ты его как будто бы сторонишься. Это нехорошо, Валерия. Мне было бы приятно, если бы вы подружились.
Ох, а мне как было бы приятно… Правда, не подружиться с мистером Ходячий Секс, а кое-что другое. Но маме такого не скажешь. Поэтому, увлечённо жуя десерт, согласно киваю головой. Мол, сделаю, как ты хочешь. Я же примерная дочка и желаю своей мамуле добра.
— Вадим очень важен для нас, Лера. Он надёжный. Единственный, кому я могу доверять в бизнесе, - назидательно говорит мама.
— И что же делает его таким?
— Мы заключили с ним соглашение. Он решает проблемы, а я беру его фирму постоянным подрядчиком нашей компании. Учитывая масштабы строительства, финансово Арсеньев замотивирован дальше некуда. К тому же, благодаря мне он получит связи, которые самостоятельно нарабатывал бы очень долго. Ну и семья. У Вадима было трудное детство. Он всегда мечтал о хорошей семье.
— А как же любовь, мам?
— Ты ещё слишком молода, чтобы понять, что любовь – не главное в жизни. Есть вещи гораздо более ценные.
— Например? - не знаю, как можно жить с человеком, спать с ним, если ты его не любишь.
— Стабильность. Взаимное уважение. Общие интересы.
— Но ты же любила папу! - восклицаю с жаром.
— Любила. Однако с возрастом приоритеты меняются. Ладно, Лер, мне пора на совещание. Удачки! – мама целует меня в щёку и уходит.
Вадим
— Что это за хрень? – смотрю на пыхтящую валькирию, которая затаскивает в дом здоровенный квадрат.
— Это не хрень. Это картина, - деловито произносит она.
— Зачем ты её притащила?
— Чтобы ты спросил, - дерзит. Видимо, ещё злится после того, как утром я застукал её в ванной с моей майкой. Маленькая фетишистка. Сцена меня позабавила, но в душе разлилось тепло.
— Тебе помочь? – проявляю вежливость.
— Обойдусь, - отмахивается колючка.
Оставляет картину в гостиной и уходит. Смотрю на полотно, замотанное упаковочной плёнкой. Какая-то мазня. Большие пятна зелёного, голубого, белого. Поверх них мелкая россыпь розовых, красных, жёлтых точек.
Лера притаскивает молоток и гвозди. Срывает плёнку с картины и осматривает её сзади. Затем залезает на стул.
Я, скрестив руки на груди и привалившись к дверному косяку плечом, наблюдаю за гордой и независимой. Мысленно делаю ставки, как скоро она сдастся. Стены в доме кирпичные, здесь дрель нужна, а не молоток.
Несколько ударов по шляпке гвоздя – результат нулевой. Валькирия принимается с остервенением колотить по несчастному гвоздю.
Любуюсь стройными ножками, обтянутыми чёрным капроном. Чулки или колготки? Подол платья приподнимается. Чувствую себя подростком в пубертате, но взгляд отвести не могу.
— *ляяя! – орёт дурью колючка, попадая по пальцу молотком.
— Дай сюда, - тут же отнимаю инструмент. – Это вообще не так делается, - бурчу недовольно.
В глазах Леры блестят слёзы.
— Сильно ударила? Покажи? - протягиваю к ней руку, но девчонка отшатывается от меня, как от огня. Едва не сваливается со стула. Успеваю среагировать и подхватить её.
Меня обволакивает карамельно-яблочное облако женского парфюма. В голове моментально всплывают воспоминания о вечере в клубе. Вернее, в машине после клуба.
Маленькая, чувственная, **уенно податливая. Созданная для горячего секса.
В меня снова впечатываются её груди. Приоткрытые губы в нескольких сантиметрах от моего лица. Так бы и слизал с них эту ядовито-красную помаду. Фиалковые глазища широко распахнуты. И вроде как не линзы вовсе, а натуральный цвет. Необычный. Редкий. Лично я впервые в жизни такой вижу.
Лера соскальзывает по моему телу на пол. Прерывисто дышит. Засовывает ударенный палец в рот. Совсем не эротично, а с намерением зализать рану.
Несмотря на это, ощущаю дикое возбуждение. Да что ж я за животное!
Разворачиваюсь и выхожу из комнаты за дрелью и дюбелями. Вернувшись с нужными инструментами, не говоря ни слова, вешаю картину.
— Ну? Довольна своим Пикассо? – спрашиваю хмуро.
— Это Машевский, - она закатывает глаза. - Известный московский художник, - поясняет с таким видом, словно я дебил.
— А по мне, фигня-фигнёй.
— Кто бы сомневался, - фыркает презрительно. – Ты, наверное, и Мане от Моне не отличаешь.
Что бы она ни сказала, вибрации её голоса откликаются внутри меня похотью. Это,*лядь, просто какое-то наваждение. Незавершённый гештальт, мать его. И самое паршивое, что закрыть этот гештальт я не могу.
— Почему ты не на работе? – интересуется валькирия.
— А почему ты не в университете?
— Сейчас поеду. Мне сегодня к четырём.
— Ну вот и я сейчас поеду, - собираю инструменты и уношу их в кладовку.
— Вадим, - тихо подкрадывается со спины колючка. – Спасибо!
— На здоровье, - ворчу, не глядя на неё.
Надо же… Первый раз по имени меня назвала. Приятно, чёрт возьми! Так мелодично оно прозвучало. Плохо! Это очень плохо. Я не должен подцепляться на её голос. Не должен представлять, как она шепчет «Вадим», извиваясь на простынях.
Боже! За что? Где я так нагрешил, что ты подсунул мне искушение в виде Ольгиной дочери? Была бы на её месте любая другая девчонка, уже бы трахнул и забыл. А здесь прямо по классике - запретный плод сладок.
Валерия
— Привет, пап! – произношу дрогнувшим голосом, подойдя к памятнику. – Как ты тут? – прикасаюсь к изображению, высеченному на мраморной плите. – У нас всё нормально, только тебя очень не хватает, - закусываю губу до боли, но это не помогает сдержать слёзы.
Кладу букет из шести белых крупных хризантем на могилу. Присаживаюсь на скамеечку. Вокруг стоит тишина. Только где-то вдали стучит дятел. Макушки высоких сосен покачиваются от лёгкого ветерка. Хорошо здесь. Спокойно.
Минут пять сижу, рассматривая папин портрет. Жёсткие черты лица, упрямый подбородок с ямочкой, серьёзный взгляд.
«Кто тебя отнял у меня, папа?» - в миллионный раз мысленно задаю вопрос. До сих пор в голове не укладывается: как можно лишить человека жизни
