при чем здесь я».
Он уже собрался объяснить все это по-простому лысому говоруну, как в кабинет зашел участковый, тоже незнакомый. Бросив на Михаила подозрительный взгляд, он наклонился и что-то прошептал председателю. Проходя мимо, небрежно сказал:
— Сегодня после обеда тебе нужно явиться в участок для отметки.
Михаила разозлила вся эта комедия. Пытаясь сдержать эмоции, он равнодушно ответил:
— Сегодня после обеда я буду дома. Предлагаю явиться ко мне, если назрело такое желание, для отметки, чего же не отметиться. Для чего это, не знаю, но за три года, как выразился этот политический материалист, может, и правда какие изменения образовались. Ты заходи, — он сощурил глаза, — все мне обстоятельно и объяснишь. А к вам ходить нет у меня желания.
Лицо председателя из бледно-желтого стало кирпично-красным. Участковый же коротко и со значением кивнул головой.
Михаил же понял одно, что не прошло и суток после возвращения, а он уже нажил себе врагов. Но не было даже подобия страха. Чувство свободы придавало сил. Он смотрел на этих двоих, понимал, что ему еще придется с ними столкнуться, но в нем была непоколебимая уверенность в своей правоте и силах.
Он поднялся и, бросив на них брезгливый взгляд, вышел за дверь.
Всю неделю мужчина по возможности приводил в порядок хозяйство. Вернулась из больницы бабка Наталья, которая, как оказалось, полезла в курятнике на верхний насест, в надежде обнаружить там яйца, и неудачно упала, повредив ногу. Прихрамывая, она потихоньку обошла дом, повесила новые занавески, принесла одеяла с подушками, что держала на сохранении.
В сельсовет Михаил больше не ходил. С соседским парнем Иваном подрядился ходить по дворам, занимаясь ремонтом. Инструменты у него остались от отца хорошие. Сам тоже лентяем не был, на жизнь хватало. Участковый к нему не заходил, но, встречаясь на улице, Михаил затылком чувствовал недобрый взгляд. Его не тревожило это. Знакомые мужики рассказывали много нехорошего про нового милиционера, по селу ходили слухи, что тестя его, подполковника милиции, под прикрытием которого тот геройствовал, уже закрыли и завели уголовное дело. Село лишь ожидало, когда и за зятем воронок приедет.
Одному было скучно, поэтому пристрастился к книгам, читал много и разное. Только ночами молодое тело томилось без женщины.
Солнце припекало не по-весеннему жарко. Михаил с Иваном работали в соседнем селе. Перестилали шифер на крыше у местного учетчика. Михаил хотел пить. Держа в зубах гвозди, аккуратно постукивал молотком, одним глазом косился вниз, в надежде, что выйдет сын хозяина, веселый паренек, и поднимет им наверх холодного кваса. Но во дворе стояла тишина. Даже брехливая маленькая моська не вылезала из будки.
«Самому спуститься или Ваньку отправить?» — подумал, вытирая пот со лба.
В очередной раз глянув во двор, вдруг увидел молодую женщину, стройную, в цветастом сарафане и летней шляпе на голове. Она шла по проулку и улыбалась, чуть наклонив голову набок.
— Кто такая? Вроде всех здесь знаю. Может, в гости к кому?
Он не отрывал от нее взгляда. Позади захихикал Иван.
— Чего, Михаил, подцепила тебя новенькая лаборантка?
Михаил обернулся.
— Кто она?
— В лаборатории у агронома будет работать. Братуха говорил, месяц назад приехала, а уж Пронька Гвоздь с Минаем из-за нее до крови махались.
— Ванька, айда спустимся на перекур, пропотел я весь.
— Я всеми руками за! Давно маюсь от жарищи, да сказать стесняюсь, ишшо заругаешь, ты же как начнешь работу, так пока последний гвоздь не вобьешь, не успокоишься.
Они спустились под навес сарая. Выпили квасу, стали курить.
— А где живет она?
— Кто? — Ванька сделал хитрые, удивленные глаза, пряча лукавую улыбку.
— Дед Пихто! Лаборантка эта.
— Так им колхоз комнату в общежитии дал.
— Кому, им?
— Лаборантке этой и еще один интеллигент в очках работать здесь будет. Зоолог или биолог, или еще кто, не помню я. Вот их в общагу за балкой и заселили. А новый дом колхоз построит, так им там жилье обещали.
— Муж он ей?
— Да не, вместе приехали и все. А ты чо выспрашиваешь? Уже глаз положил?
Михаил пожал плечами. Он даже лица ее не рассмотрел.
А Ванька толкнул его в бок.
— Давай, Михайло, атакуй эту крепость! Ты без баб дюже лютуешь. Так хоть мне передышка будет. Заездил ты меня. Штаны спадывают. Наверно, на пять килограммов похудел. Ирка говорит, что стал худой, как дрыщ.
— Не знаю… Ты говоришь дерутся из-за нее. Может, уже выбрала кого.
— Не. Стойкая крепость. Тебе точно сдастся! Бабы тебя любят.
— Поглядим… Вставай, наверх полезли.
Вечером он пришел в общежитие. Присел на лавочку у входа, закурил. Мимо проходили местные женщины, видимо, шли с фермы, с вечерней дойки, с нескрываемым интересом оглядели его, о чем-то тихо переговорили, засмеялись.
Михаил поморщился, раздраженно подумал, что деревня навсегда деревней и останется. Завтра три деревни будут знать все подробности, которых он сам знать не будет.
Минут через десять она вышла, в домашнем халатике, с половичком в руках. Хотела отряхнуть его у крыльца, но, увидев его у дверей, тихо засмеялась:
— Ой, здравствуйте, я на вас чуть не вытрясла. У нее был такой приятный голос, так красиво улыбалась, вообще была вся такая милая, домашняя. У него исчезли все сомнения, захотелось сразу, без всяких знакомств и ухаживаний, взять ее за руку, привести в свой дом. Пусть она там ходит в этом халатике, трясет во дворе половики, улыбается ему и просто сидит рядом, тесно прижавшись.
Посмотрел на нее серьезно и глубоко. Девушка застеснялась и покраснела. Хотела вернуться в дом, но не ушла, тихо спросила:
— Вы кого-то ждете?
— Уже дождался, — твердо и серьезно ответил он.
Имя у нее было необычное — Лилия. Она сама напоминала ему весенний цветок — нежный и хрупкий.
Ему нравилось слушать как она щебечет, рассказывая новости за день, нравились ее жалобы, когда она с дрожащими губами, чуть всхлипывая, говорила, как несправедлив к ней агроном, какие тяжелые у нее условия для работы. Он обнимал ее, вдыхая аромат духов, нюхал волосы, пахнущие цветочным шампунем, целовал в висок.
— Миша, я просто измучалась, — со слезами говорила ему.
— Ты привыкнешь. Здесь не так, как в городе, но жить тоже можно.
— Нет, это выше моих сил, кругом одни грубияны. Вот вчера, например, пришел бригадир и десять минут, не обращая на меня внимания, громко матерился и топтал своими сапожищами.
— Скотина! — согласился Михаил.
— Вот ты улыбаешься, а я потом успокаивающее пила.
— Завтра зайду к сторожу сельпо Евсюку, у него есть берданка, одолжу ее, пойду и застрелю прямо на месте
