этого некультурного бригадира. Будет, сукин сын, знать, как сапогами пол пачкать!
— Нет, это невозможно! Даже ты меня не понимаешь!
Назревавшую ссору он прекращал, закрывая ей рот поцелуем. Он любил ее долго и жарко. Хотелось наверстать потерянное время. А она была такая гибкая и покорная.
Утром напарник Ванька, глядя на недоспавшего Михаила, посмеивался.
— Доброе утро, Степанович! Хорошо, видать, ночку провели? Волосы на голове причесать только не успели. Наверх посоветую сегодня воздержаться, не залезать, упаси Бог, заснете и навернетесь, вот беда то будет! С кем мне подряд заканчивать? Жалко мне вас будет.
— Ты, жалостливый, меньше языком работай, больше руками, — беззлобно отвечал Михаил. — Я тебе вчера велел недостающие листы шифера привезти, где они?
— В сарайке сховал, Миша, утащат же.
Они начинали работать. Михаил брался за все заказы. Ему хотелось обеспечить своей женщине комфортную жизнь, чтобы она чувствовала себя королевой. Нравилось баловать ее, видеть, как радуется новому платью, косметике. И хотя она была не самой лучшей хозяйкой, не умела хорошо готовить, его это не напрягало.
«Молодая, поживет, всему научиться», — спокойно думал он, в хорошем настроении каждый вечер возвращаясь домой.
Но хорошей хозяйки из нее не получалось. Бабка Наталья как-то спросила.
— Ты, Миша, в дом эту приезжую взял, жениться надумал, али на время, для баловства, пока она тут на отработке.
Михаил посмотрел на смиренный вид старой женщины. Он то знал, что этот смирный вид только прикрытие далеко не смирной Наталии.
— А ты, баба Наташа, просто из любопытства интересуешься, али какой свой интерес имеешь? — невинным голосом отвечал ей.
Старуха поджала губы, сложила на груди руки. Уже по этому жесту понял, что не ко двору бабке пришлась его Лилия. Не прошла суровый деревенский фейсконтроль.
— Мне интересоваться особенно и нечем. Я человек прямой, чего нужно напрямки спрошу! — Наталья повысила голос, горя желанием излить негодование.
«Чего же там у них случилось, пока я на работе был?» — гадал Михаил, осторожно поглядывая на старуху, которая уже успела покрыться красными пятнами.
— Чего мы на улице стоим, айда в дом, баба Наталья, — снова осторожно позвал он.
— Нет уж! Спасибо, Миша! Пока твоя краля там находится, ноги моей в твоем доме не будет! Ты нам родным был, родным и остался. Не забыл, поди, где живем, захочешь нас с дедом проведать, милости просим. А подружку твою на дух я теперь не переношу. Извиняй меня на недобром слове, только как сказала, так и будет. Прощай, Миша. Да, чуть не забыла тебе передать. Дед собирается вечером в субботу нынешнюю удить за дальним кордоном. Говорит, может, ты ему кампанию составишь. Вроде как обещался.
Михаил вспомнил, что действительно обещал деду Гришатке ночную рыбалку. Посмотрел на рассерженную Наталью и, улыбаясь, сказал.
— Ну, коли обещал, так поедем. Готовь, Наталья, деда, да не забудь шанешков нам напечь.
Бабка против воли скривила губы в улыбке, польщенная похвалой. Но спохватилась и опять стала серьезной, кивнула головой и поспешила к дому.
Михаил не стал спрашивать у Лилии, что за разборки были у нее с бабой Натальей. Но, собираясь в субботу на рыбалку, заметил ее недовольный вид. Кутаясь в большую шаль, она стояла у печи, ему неудобно было ее обходить.
— Ты отошла бы, — попросил спокойно и тихо. Но уже накрутившая себя девушка вдруг визгливым и неприятным голосом, срываясь на крик, заговорила:
— Вот так! Уже я тебе мешать стала! Здесь не стой, там не сиди, туда не ходи! Дышать мне можно?! Почему я последняя узнаю, что ты сегодня на всю ночь уезжаешь на рыбалку с этим вонючим стариком?! А меня ты забыл спросить? Или мое мнение тебе совершенно не важно? А если у меня на эту субботу тоже свои планы были?! Как это вообще возможно, захотел и поехал, в последний день только поставил в известность! Спасибо вам за это! — она поклонилась ему в пояс.
Михаил с изумлением смотрел, как она кривит некрасиво губы, зло прищуривает глаза.
— Ты белены объелась? Угомонись! Сама же говорила, что рыбы жареной хочешь. Ты что вот сейчас в стакане воды бурю разводишь?
— Ты действительно не понимаешь или дурачком прикидываешься?! — она кусала губы.
Мужчина принял решение. Он подошел, взял ее за плечи, усадил на лавку. Глядя на нее сверху, тихо и сухо сказал:
— Лиля, послушай меня. Я не хочу с тобой ссорится. Ты сейчас очень не права. Я поеду, а завтра, когда вернусь, ты уже успокоишься, и мы поговорим, хорошо?
— Нет! Если ты сейчас уедешь, завтра меня здесь не будет! Выбирай, я или этот вонючий дед.
— Михаил опять с неприятным удивлением посмотрел на девушку.
— Не называй его так, это нехорошее слово, — только это сказал ей, поднял с пола рюкзак и вышел из дома.
Рыбалка удалась. Ловили и удочками, и бреднем. Караси попадались крупные, одна средняя щука угодила в сеть, да штук шесть окуней вытащили. Ухи наварили на берегу. Бутылку выпили легко, с удовольствием. Только слова Лили не выходили из головы. Когда оставалось по одной, спросил у деда:
— Чего там Наталья с моей не поделили?
— Шут их, этих баб, знает. Там ишшо осталось? Давай, Мишка, разливай, для сугреву окончательного.
— Ты, дед, не скрытничай, рассказывай. Я ведь знаю, что бабка тебе все рассказала. Я тоже хочу правду знать.
Дед поерзал. Не хотелось ему рассказывать. Но и не рассказать тоже нельзя было.
— Да, особенно, Миша, ничего такого и не было…
— Дед, не виляй!
— Ну, так бабка вам пирожков понесла. А твоя Лиля ей говорит, что стучать нужно. Эти слова Наталья проглотила, мол, по привычке не стукнула. Слово за слово, молодка твоя опять замечание бабке отправила, мол, не надо ее учить, она сама ученая. Бабка опять ей на поклон, ведь как лучше хотела. Тут твоя ей на больную мозоль и наступила: «Раз своих детей не имеете, то и не суйте нос в чужую семью». Наталья тут уж обиделась. «Никогда, — отвечает ей, — этот дом чужой семьей нам не был. А ты, мол, ишшо и есть чужая, пока штампу в паспорте нет, таких, временно исполняющих, и было, и будет у Мишки». Ну, может, и другое слово нашла для твоей, потому что стала она кричать и руками размахивать, это уже Наталья во дворе слыхала. Ну, вот и все, вроде. Больше и не было ничего.
Дед осторожно посмотрел на Михаила. Тот сидел, внимательно слушая, но ничего не сказал, только поморщился.
Появился неприятный осадок. Не
