— Даже и не думаю об этом. — Потом, увидев, как Тэлли потрясен, добавила, смеясь: — Это недолго бывает, самое большое — две-три недели. За все месяцы, вместе взятые.
Он ей откровенно ответил:
— Если я тебя не вижу два-три дня, я не человек. А целые недели прожить без тебя, Флора, я не смогу, такой срок я не выдержу.
— Господи, Тэлли, какой ты ребенок, — укорила она его. — Некоторые рыбаки неделями остаются в море, а их жены и любовницы должны ждать и терпеть. И ты привыкнешь. А теперь я должна идти.
Настала очередь Тэлли безмолвно покачать головой. «Почему, — удивлялся он, — женщины делаются такими повелительными, когда почувствуют над мужчиной свою власть?»
На следующий день Флоре удалось застать Нелл одну в бельевой. Та перебирала полотенца — в ответ на жалобу гостьи, что ей дали плохое полотенце.
— За такой короткий срок, Флора, они просто не могли износиться, — раздраженно пожаловалась Нелл, разворачивая и снова укладывая на полку каждое полотенце. — Они у нас всего пять месяцев!
— Одно или два обтрепались немножко на углах, — вспомнила, поразмыслив, Флора. — Возможно, их плохо прострочили.
— Да, мы на распродаже купили несколько про запас по сниженной цене, вдвое сэкономили, — согласилась Нелл и потянулась положить полотенца на верхнюю полку. — Ох!
Казалось, она внезапно пошатнулась и вцепилась в стойку, чтобы не упасть.
— Что такое? Вы как, о’кей? — Флора с готовностью бросилась поддержать Нелл.
Но она помощь не приняла, прикрыла рукой глаза и неподвижно постояла несколько минут. Потом подняла голову и улыбнулась.
— Все в порядке. Голова слегка закружилась — вот и все. Мало съела на завтрак.
— А я считаю, что вы всегда мало едите, — резко заявила Флора, взявшись приводить содержимое полки в порядок, нарушенный Нелл. — Вам нельзя так много работать, как вы работаете, и питаться воздухом.
Нелл воззрилась на Флору:
— О чем это вы говорите? — спросила она холодно. — Я ем очень много.
Флора нервно сглотнула, но раз уж начала, то нужно было договорить. Она виновато улыбнулась и решила продолжить.
— Вы уже не просто худая, Нелл, вы износились, вроде вот этого полотенца. Вам нужно больше о себе думать. И Тэлли тоже так считает.
Нелл недоверчиво покачала головой:
— Тэлли — что он об этом знает? Или вы тоже — в этом деле? Хотя, извините, Флора, я знаю, что вы хорошо разбираетесь, но, в самом деле, не ваше дело — худая я или толстая. Вы, оба, лучше беспокойтесь о своих делах.
Она говорила несердито, просто непонимающе, будто не могла понять, почему Флоре понадобилось поднимать эту тему.
— Но ведь это наше дело, если вы доведете себя до болезни, Нелл, — храбро настаивала Флора. — Знаете, у вас не должна кружиться голова, когда вы тянетесь к полке. Не должна, честно! Это вы понимаете?
— Нет, не понимаю, — насмешливо фыркнула Нелл. — Просто у меня месячные, да будет вам известно, и они иногда действуют на меня таким вот образом. А сейчас, пожалуйста, давайте оставим эту тему. Бог свидетель — вы с Тэлли вряд ли можете обвинять меня, что я веду опасную жизнь. Меня потрясает, как вы ухищряетесь держать в тайне от Мака ваши веселенькие свидания во второй половине дня?! Но если вы начнете надо мной стонать и причитать, как мне дальше жить, — эта ваша тайна может сразу открыться. Думаю, что всем пойдет на пользу, если мы все не будем лезть в чужие дела, согласны?
Флора была ошеломлена. Она, конечно, ожидала какой-то эмоциональной реакции, но не была готова к такому молниеносному злому отпору, который свалился на нее, как мельничный жернов. Лицо у нее стало пунцовым; пробормотав извинения, Флора вышла из комнаты, горько сожалея о сказанном.
— Будь все проклято! — вскричала отчаянно Нелл и, желая найти хоть что-то, на что можно присесть, медленно сползла по перегородке полки, пока не ударилась задом об пол.
Плотные белые полотенца, которые она стянула за собой, попадали вокруг нее большими кучами, завалили все, как снег альпийскую крышу. Нелл зарылась лицом в одно из них и заплакала, раскаиваясь, горячими слезами. Она совсем не собиралась пугать Флору таким ужасным способом! Такое сотворить — это было бы отвратительно. Как же она могла такие слова выговорить? Какая она дрянь! Но перенести невозможно, когда тебя называют худющей! Всю жизнь, всю жизнь Нелл слышала за своей спиной — «бедная толстая девочка», а сейчас — будь она проклята, если позволит кому-то начать ее жалеть за то, что она сделалась кожа да кости. Ей нравилось быть худой, даже тогда, когда она начинала осознавать, что ее сверхпохудание влечет за собой страшные последствия.
И месячные — это была ложь. Сейчас их у нее не было, два месяца не было, а она точно знала, что не беременна. Таким способом ее тело пыталось ей о чем-то рассказать.
Но если вы (всю жизнь!), судя по внешнему виду, могли выдержать пятнадцать раундов с Мохаммедом Али, какое счастье почувствовать, что кто-то может решиться посадить вас на плечи, а то и подсадить вас в седло белой лошади и скакать с вами на заходе солнца… Но, черт побери, вся беда заключается в том (и тут горячие слезы раскаяния потекли еще сильнее), что единственный человек, которого она встретила, кто, как она страстно мечтала, мог похитить ее, был в Монако, далеко-далеко, и не подавал признаков жизни. О Боже, вот проклятие! Вот какова правда: жизнь сбила с ног, а потом больно ударила в лицо.
— Конечно, вы можете на воскресенье освободиться, — настаивал спустя день в разговоре по телефону Алесдер. Его секретарь раздраженно повысила голос, сообщая, что на линии дожидается еще один позвонивший, но он решительно и настойчиво заставлял Нелл принять его предложение. — Если пойдете, доставите мне удовольствие. Я устал от одиночества.
Нелл ударила себя по губам. Ей хотелось сказать «да», но она боялась выставить себя дурочкой. Предположим, она не сможет забраться на ту гору, которую выберет Алесдер? Предположим, что он должен будет постоянно останавливаться и ее дожидаться? Она будет чувствовать себя обузой, а потом может рассердиться на себя, да и на него тоже.
— Вы ведь не на Манро меня потащите, не туда? — нерешительно спросила Нелл.
— Нет. Обещаю, что это будет щадящая воскресная прогулка — никакого перенапряжения и множество остановок для того, чтобы полюбоваться пейзажем. Соглашайтесь, Нелл, потому что сентябрь — лучшее время года. Цветет вереск, развернулся папоротник-орляк, а температура еще подходящая — не так жарко, но и не холодно. В воскресенье утром я непременно за вами заеду.
И только тогда, когда уже клал трубку, он услышал ее еле слышное:
