Вот только, извини, ответа ты не дождешься, свои причины я оставлю при себе.
— По капусте, — я усмехаюсь и дергаю ее за косичку, — чтобы скучно не жилось.
Ян, обиженный, поскольку Красавчик в саморазбившийся аквариум почему-то не поверил, скептически хмыкает.
— Тебе или нам?
— Вам я думаю и так нескучно… — бормочу себе под нос, но монстры слышат и довольно переглядываются.
На секунду, а после Яна капризно топает ногой и объявляет:
— Нам скучно!
— Мы хотим гулять!
— И мороженного.
— Даша…
Я открываю глаза от того, что меня осторожно трясут за плечо, и вижу рядом с собой Кирилла Александровича. Он сидит на подлокотнике дивана и рассматривает меня с беспокойством.
— Добрый… — я зеваю и растерянно моргаю, в гостиной уже полутемно.
Сколько времени?
— Вечер, — Кирилл Александрович подсказывает сам, устало усмехаясь, — почти даже ночь, Дарья Владимировна.
— А, — я сажусь и ежусь.
После сна меня, как всегда, морозит.
И руку из-под головы Яны вынимаю аккуратно: суслики сопят рядом, по обе стороны от меня. Мы, ожидая дядю, смотрели про Кешу, ибо не знать блудного попугая — кощунство, я обязана была просветить монстров.
Вот только мультик закончился, а мы незаметно уснули: день у нас получился насыщенным.
Слишком насыщенный.
— Как зоопарк? — тихо и с откровенной издевкой интересуется Кирилл Александрович.
— Отлично, — сопеть начинают не только суслики, и на него я смотрю с обидой.
Вот обязательно спросить, да?! Что, сложно промолчать?!
Лучше б спросил, как его соседки, я ведь теперь всех, незамужних, знаю!
— Каких животных посмотрели? — этот вопрос звучит не менее ехидно, и даже в полумраке я вижу, как от смеха у него подрагивают губы, а в глазах скачут бесята.
Ясно, зоопарк мне помнить будут долго.
И чего в общем-то ухмыляться насмешливо, а?
Ну подумаешь, я слегка перепутала. Север-юг, запад-восток, один район, другой… бывает. Эх… а началось все так хорошо: не разнесли автобус, доехали до центра и… два квартала я предложила прогуляться…
Гуляли мы полдня, потому что после пятого километра и высоток, коих в центре нет, пришлось признаться, что мы ушли не туда.
Кирилл Александрович, которому тут же позвонили и разнылись, ябедничая, суслики, долго ржал. Сначала поинтересовался, как я себя чувствую и не болит ли голова, затем поорал, что не фиг по жаре шататься, а вот потом уже ржал.
Долго.
И с удовольствием.
И нет у меня никакого топографического кретинизма, просто я в зоопарке давно не была, забыла. Лавров не поверил, суслики тоже, а я обиделась.
Поэтому еще два часа суслики топали пешком, демонстрируя, что подыхают от жары, солнца и моей бесчувственности, которая отказалась покупать бедным детям мороженное и ледяную воду.
— Монстры объявили, что завтра мы снова идем в зоопарк, — я страдальчески морщусь и жалуюсь.
Все ж не зря я с детства его не люблю, интуиция всегда говорила, что ничего хорошего там быть не может.
— Они слона давно хотят посмотреть, — шепотом и с улыбкой просвещает Кирилл Александрович. — У Софьи Павловны аллергия, она категорически отказалась их туда вести, а нам все некогда.
— И мишку… — сонно бормочет Ян, — Даша обещала нам мишку.
Он переворачивается и, обнимая Яну, снова сопит.
Говорить при них мы больше не рискуем, и я принимаю протянутую руку, осторожно поднимаясь с дивана.
Не возражаю, когда, не выпуская моей руки, Кирилл Александрович тянет меня на кухню. И сажусь на уже привычное место, мое.
— Я кофе выпью и отвезу тебя, — Кирилл Александрович столь же привычно приваливается к кухонному столу и за его спиной умиротворяюще гудит кофемашина.
— Не надо, — я качаю головой и телефон без единого пропущенного откладываю в сторону.
Па приехал в обед, и я торжественно объявила, что сегодня остаюсь у Лины, а родители остаются без детей, поэтому от них звонков я и не жду.
А вот Лёнька…
Мой прекрасный принц до сих пор обижен.
И, пожалуй, впервые я не тороплюсь первой идти на мировую, звонить, оправдываться, объяснять.
Не хочу.
Я устала.
У меня были причины явиться в непозволительном виде на серьезное мероприятие, были причины уйти оскорбительно рано, и я не просто так долбила дверями его драгоценного спорткара и убегала, даже не попрощавшись.
— Дарья Владимировна, знаешь, ты когда молчишь и не споришь, бесишь гораздо меньше, — сердито ворчит Кирилл Александрович, вырывая из размышлений, и трет руками лицо.
— Я не спорю, но вам за руль нельзя.
— Штерн… — он угрожающе щурится.
— Нет, — я мотаю головой, — я вызову такси.
Иногда, я взрослая и убеждать в своей правоте умею. Или просто некоторые слишком устали для возражений и прислушались к голосу разума.
Такси вызывает Лавров и оплачивает он же.
И, выйдя на балкон в квартире Лины, я первый раз перед сном звоню не Лёньки.
Глава 8
Суслики, забравшись на выступ и впившись пальцами в прутья заграждения, с запредельным восторгом на рожицах зависают у белых медведей.
Уже минут десять зависают.
Следят за мишками с фанатичностью отъявленных маньяков. И про слона, о ком хором и наперебой жужжали мне всю дорогу позабыли.
Надеюсь.
К слону в противоположную часть зоопарка пробираться через толпу мам, пап, бабушек и прочих родственников с ненаглядными чадами я не хочу.
Да и клетки под открытым небом меня устраивают гораздо больше закрытых помещений. Второй раз мой нос похода к слону не выдержит, так что пусть лучше монстры глазеют на Айну с Умкой.
— Да-ша! Да-ша! Смотри! — Яна оглядывается и нетерпеливо дергает меня за край расстёгнутой рубашки. — Их кормят!
Возбужденно-радостного блеска в ее глазах слишком много, и я, перестав с тоской поглядывать на ларек с водой и мороженным, послушно смотрю на медведей.
Их не просто кормят, у них сегодня десерт и развлечение для публики. В бассейны опускают большие кубы льда с вмороженной рыбой.
Девиз дня: добудь, расковыряй и сожри.
Айна за добычей ныряет тут же, поднимая фонтан брызг, а Умка, лениво и презрительно, для начала поднимает голову. Он спал, скрывшись в тени от палящего солнца, и за едой не спешит. И в воду, пусть и обожает купаться, лезьте не торопится.
Умка комичен, артистичен, и для медведя у него слишком выразительная мимика. К водоему он подходит неспешно и добычу пытается подгрести лапой, время от времени с показной брезгливостью отряхивая когти от воды.
Суслики пищат от восторга, скачут, пытаясь разглядеть всё-всё, и на меня оглядываются, проверяя, смотрю ли я.
Смотрю.
Белых медведей при нелюбви к зоопарку люблю даже я. Они, правда, классные и, пожалуй, единственные, кто не выглядит несчастным в неволе.
У Умки с добычей ничего не выходит, противный лед отказывается ловиться, и белый медведь, глубоко вздохнув и поглядев на Айну, что довольно уже поедает рыбу, прыгает в воду.
И мерзко-довольное, резко-внезапное: «Бу!!!» раздается за моей спиной вовремя, очень вовремя для того, чтобы мой вскрик потонул в детских восторженных воплях.
— Черт! — я оборачиваюсь и врезаю аккурат в бок. — Ты идиот?! Нет, Вано, ты совсем идиот?!
Иван Максимович довольно лыбится и авиаторы свои драгоценные на золотисто-рыжий чуб сдвигает.
— Женщина, не ори, — Вано ухмыляется и, не слушая моего протеста, заграбастывает в медвежьи объятья, — и ты что, не рада видеть меня?! Меня не рада видеть?!
— Нет! — я рявкаю и наконец вырываюсь. — Ты чего здесь забыл?
— Так мы гуляли, — Ваня пожимает плечами и улыбается, — гуляли значится, и вдруг смотрим ты. И не одна. Познакомишь?
Улыбка у него слишком искренняя, радостная, и в глазах, светло-серых, кристально чистых с чистотой перебой.
Нет.
Я их прибью.
Вот сейчас подтвержу свои худшие догадки, выглянув из-за Вано, который мало того, что под два метра роста вымахал, так еще и в ширину косая сажень, и прибью.
