Но этого товарища не так легко провести. Ривал подозрительно посмотрел на меня. Мы находились недалеко от сцены, приходилось перекрикивать толпу.
— Просто деду звонила миссис Андервуд, жаловалась на твои своевольность и плохое воспитание.
Я на мгновение задержала дыхание, а потом соврала, легко и без волнения.
— Это неправда. Я сегодня не в настроении скандалить.
А он, в свою очередь, произнес слова, которые я уже давно боялась услышать.
— Где же моя старая Хеллз, — развел руками он. — Когда-то ты могла что-угодно. Пропала твоя искра…
Я подняла на него испуганные глаза. У меня всего несколько страхов, но потеря Ривала, наверное, самый большой. Он был мне нужен все мое детство, все прошедшие десять лет, и не меньше нужен сейчас. У него в глазах горела насмешка над моей беспомощностью, и я хорошо знала, чем подобное обычно заканчивается. Он всегда западал на ярких, оторванных на голову девчонок, но остывал очень, очень быстро. Все они растворились в времени, и лишь я оставалась рядом.
Надо было что-то делать, и я торопливым взглядом окинула обстановку. Толпа вокруг вовсю подпевала исполнительнице; Лара Хантинг презентовала уже, наверное, третью композицию, а я только-только её заприметила. Совсем молодая, лет, наверное, двадцати пяти от силы. В черном, едва доходящем до колена платье-солнце и ядовито красных ботфортах, она производила впечатление стильной штучки и, одновременно с этим, ядерной оторвы, несмотря на вполне спокойный репертуар. Одна из складок на её платье завернулась наверх, демонстрируя кусок изнанки.
Лара пела очень медленную, грустную песню. Многотысячная толпа хором подпевали, медленно качаясь на месте. Я в запале ткнула пальцем в девушку на сцене.
— Спорим! — Закричала я, пытаясь преодолеть пение собравшегося вокруг народа. — Спорим, что я пролезу на сцену и поправлю ей платье, а она даже не заметит!
— Нет, не вздумай! — Изумился Ривал, схватив меня за плечи. Через мгновение прокричал: — Да! Наверное, все эти десять лет я и в самом деле был в тебя немножко влюблён, Хелли! Ты самая отбитая из всех, кого я знаю, и лишь ты никогда не смотрела в мою сторону!
Я, пораженная, отошла на шаг, нечаянно наткнувшись на какого-то сильно широкого мужчину. Вот это поворот! Меня едва не затрясло. Да после такого заявления я отпляшу на той сцене не хуже самой Лары! Теперь уже решительно сбросила с плечей руки Ривала и вскинула голову, победно улыбаясь. Он говорил, искра пропала? Я сейчас покажу тебе искру, засранец.
Первая преграда встретила меня с обратной стороны сцены, где я была уже минуты через две после нашего с Ривалом разговора. Между внушительных размеров колонками и всевозможными проводками проглядывалась лестница наверх, у подножия которой бдел охранник. Энтузиазма не внушало, но придется работать с тем, что есть. Решительно направившись покорять мужчину своими запасами чуши, боковым зрением заметила Ривала. Тот с противоположной от меня стороны выдернул из колонки проводок. Изменений в звуке не произошло, но охранник тут же кинулся стучать по блондинистой голове моего друга, а я воспользовалась возможностью и шагнула на первую ступеньку.
В этот момент я немного протрезвела, и, придя в себя, ужаснулась. Что я делаю?! Это какое-то мелкое вредительство. Если и творить ерунду, так ерунду потрясающую, возвышенную! Что мне даст эта мелочная пакость? Покажу Ривалу, какая я классная? Окстись, Хелена! Хотела уже повернуть назад, но, обернувшись, я увидала не своего кудрявого подельника, а взбешенного охранника, который совершенно точно шел ко мне, и был дьявольски зол. Тогда я, уже инстинктивно, направилась в другую от него сторону, и бодро выбежала на сцену.
Тысячная публика слаженно охнула и замолчала, прекратив подпевать Ларе. Исполнительница держалась достойно и не обернулась. Я заметила тот самый завернутый край её платья и сделала шаг в сторону, что оказалось ошибкой, большой, как и весь сегодняшний день. Вдали промелькнул квадрокоптер, и я вскинула голову. Этого оказалось достаточно. Длинный провод, мерзко хохоча (я уверена), обвился вокруг лодыжки и потянул меня куда-то в страну вечного позора. Я, что закономерно, споткнулась и крайне неграциозно шлепнулась оземь напротив одной из колонок. В голове все смешалось и я напрочь утратила контроль над собственными действиями. Казалось до невозможности страшным даже взглянуть в сторону публики или хотя бы бедной певицы. Судорожно сдирая треклятый провод с ноги, я сквозь музыку расслышала жужжание, похожее на звук, что издает перегревшийся лэптоп. Подняв голову поняла, что лучше бы этого не делала. Квадрокоптер, что я заметила несколько минут раньше, подлетел ближе, блеснув объективом видеокамеры.
Глава 7. Мгновение
Эрик, десять лет спустя
Мэрит выросла настоящей красавицей. Фрея, повзрослев, тоже похорошела, но даже она была лишь бледной тенью кровной принцессы. Тонкая, с копной каштановых волос и пленительными чертами лица, сестра казалась воплощением грации. С неё хотелось писать картины, что я, собственно, и делал. Эрнестина, конечно же, сняла портрет королевы Офелии, который украшал коридор от анфилады к королевскому деловому корпусу, и я не пренебрег возможностью повесить на то же место портрет сестры. Разница оказалась невелика — Мэрит настолько походила на мать, что Эрнестина едва не скрипела зубами, каждый раз проходя тем коридором, но портрет снять не осмелилась. Это одна из немногих побед, одержаных мной над королевой.
Я всегда любил наблюдать, как сестра занимается. Она прекрасно музицировала, обожала скрипку и фортепиано, однако в учёбе предпочитала политологию и государственное строительство. В свои неполные шестнадцать лет Мэрит во многих вопросах могла заткнуть за пояс даже Эрнестину, хотя та тоже последнее десятилетие времени зря не теряла.
Сестра изучала карту архипелага Шпицбергена, когда я в очередной раз пришел её проведать. Она напряженно всматривалась в значки, обозначающие залежи полезных ископаемых, а когда заметила меня — встала из-за стола и широким жестом расправила подол платья.
— Я хочу получить юридическое образование, — попыталась огорошить меня сестра, но не получилось. Лишь скупо улыбнулся ей: — Получай.
Мэрит в ответ удовлетворённо кивнула.
— Хочу быть увереной, что смогу помочь тебе отсудить у Эрнестины королевство, когда придет время. Да и Шпицберген, если она вздумает прибрать к рукам и его.
Мы одновременно посмотрели на карту, разложенную на столе. Архипелаг манил королеву как ребёнка шоколад, но она ничего не могла поделать с завещанием королевы Офелии. Её юристы разобрали его побуквенно, безрезультатно. Мэрит значилась наследницей при управляющем регенте, который проживал на Шпицбергене не покидая его, и личность которого была неизвестна. Эрнестина однажды слетала туда, пылая желанием разоблачить самозванца, однако очень быстро вернулась и заперлась отцовском кабинете на несколько дней. Все расспросы не дали результатов — королева сначала долго собиралась с мыслями, словно и вправду хотела что-то рассказать, но всякий раз отказывалась признаваться, и говорила лишь:
— Поживи ещё немного в спокойствии, ребёнок.
За свою жизнь я, наверное, ни секунды не был спокоен. Жесткий контроль и издевательства отца, смерть родителей, возведение на престол Эрнестины, и потому — вечная тревога за свою судьбу и судьбы сестёр ни на минуту не покидали меня. Если бы королева не была опекуном Мэрит, я сбежал бы с королевской резиденции ещё в детстве. Но я не смел втягивать в какие-бы то ни было безумства свою главную драгоценность в жизни — сестру. Так мы и остались во дворце с жалованными титулами графа и графини, следуя постулатам послушания и стараясь не гневить королеву, дабы она нас не разлучила. Ждать осталось недолго — до совершеннолетия Мэрит осталось два года. Мы терпели дольше.
В отличие от меня, сестра никогда не помышляла о побеге. Её твёрдый, унаследованный от отца, характер, даже в мыслях не позволял такого развития событий. Мэрит вполне решительно настроена отвоевать королевство у захватившей его Эрнестины, тогда как я — она это знала — никогда не стремился к власти. Мы даже несколько раз спорили об этом.
