Закрепленный над большим плазменным телевизором проектор "Поликом", с шифрованным каналом видеосвязи, транслировал на экран изображение личного пресс-секретаря Эрнестины — средних лет мужчины. Холдор Торхилд, если память мне не изменяет. Королева односложно и с неохотой отвечала на вопросы Холдора, явно делая это лишь потому, что все события королевской семьи требовали обязательного освещения в прессе. Это было одно из требований для соответствия статусу "Совершенного королевства", которого для Норвегии так и не добился отец, и который видимо, желала ухватить Эрнестина, несмотря ни на что.
— Никаких броских заявлений, никаких обвинений, — надиктовывала Эрнестина с явным отзвуком "в нос", как человек, что едва мог разговаривать. — Я дам подробные ответы на официальной пресс-конференции, только умоляю тебя, Холдор, не сегодня. Я заявлю об убийстве Густава главенствующим королевским кулинаром без оглашения её личности. Пока что это всё, на что меня хватило.
— Нет ли более правдоподобного варианта? — деловито поинтересовался секретарь, черкнув что-то на бумажке.
Эрнестина покачала головой и лишь тогда заметила меня.
— Это рабочая версия, и мы пока будем её придерживаться. Спасибо тебе, Холдор. Отключаюсь.
Она спрятала лицо в руках, а я, почему-то, разозлился ещё больше. Как же качественно она все провернула, просто комар носа не подточит! Играет свою роль до последнего, и будет её играть, пока того требует публика. Я вскипел.
— Брианна. — Только и произнес, но она меня поняла. Судорожно закутавшись в свой махровый халат, она прошествовала к отцовскому креслу и просто упала в него.
— Что мне оставалось? — Растерянно глядя на меня, отвечала королева. — Я нашла Густава мёртвым, и мне нужна была версия. Я знаю, о чём ты думаешь, — её глаза наполнились слезами. — Знаю, что накануне случилась крупная ссора. Но Густав — мой любимый человек, что бы он не сделал. Я никогда не навредила бы ему.
Какой жалкой и сломленной выглядела Эрнестина! Получается, козырнуть своей бравадой она может лишь при девятилетнем ребёнке, который не может ответить в полной мере. Оказавшись же в действительно страшной жизненной ситуации, она ни на что не годилась. С таким правителем Норвегия не то, что не получит статус "Совершенного королевства", а, скорее, широко зашагает прямиком в домострой.
— Что с ней будет? — голос дрогнул, но я все же задал вопрос, ответа на который очень боялся. За посягание на жизнь лица королевской крови вполне могли казнить.
— Брианну изгнали из страны, — ответила Эрнестина, и я вздохнул с облегчением. Она, по крайней мере, жива. Скорее всего, вернется к себе в Британию.
В кабинет без стука вошла Корнелия, с совершенно отсутствующим выражением лица. Эрнестина кивнула на кресло. Неужто королеве потребовалась моральная поддержка? В разговоре со мной?
— Эрик. — Твердо, насколько могла, произнесла Эрнестина. — Отныне я официально опекаю тебя, Мэрит и Фрею. — И, чуть помолчав, добавила. — Ты лишаешься титула наследного принца.
Спасибо Фрее. Я был готов к этим словам.
— Чем ты это обоснуешь? — я смотрел прямо в её бессовесные глаза.
— Тем, что у меня есть два сына, — не смутилась королева. — И меня в первую очередь волнует их судьба, а не твоя.
— Они незаконнорожденные!
— Их происхождение не менее благородно, чем твоё, — спокойно отвечала Эрнестина. — И они старше тебя на год. Что там говорится в своде законов о королевской семье? Трон наследует старший ребёнок правящего монарха. Ханс старше Йоххана на три часа и пятнадцать минут. Он унаследует трон.
Поверить не могу. Эрнестина меня победила. Вот она — правящий монарх. Вот Ханс — старший ребёнок правящего монерха. И вот я — син погибших правителей, за которого больше некому похлопотать. Я не нашел что ответить.
— Вы с Мэрит отныне носите титулы графа и графини, — безжалостно добила Эрнестина. — Ты становишся третьим претендентом на престол. Мэрит, соответственно, четвёртая.
Как благородно. Оставить нам призрачную надежду на принадлежащее нам по праву, чисто для вида и успокоения народа. Повезло ещё, что у Эрнестины всего двое детей и нет племянников, иначе быть нам с Мэрит и десятыми, и двадцатыми.
— Ты должен знать о наследстве Мэрит, — продолжала Эрнестина. — Почившая королева Офелия единолично владела архипелагом Шпицбергеном. В завещании указана единственная наследница архипелага — твоя младшая сестра. Она сможет заявить на него права в день своего совершеннолетия.
Каким же молодцом была моя мама! Её завет не смогла обойти даже эта беспринципная змея. Мне немного полегчало. По крайней мере, сестра не останется без гроша за душой.
— А что насчет завещания отца? — в этот раз я смотрел куда угодно, только не на королеву. Та нервно пожала плечами.
— Его нет. Густав не планировал так рано умирать.
Вот и все. Несколько слов, как приговор. Я грустно размышлял о том, что могу написать книгу: "Как за один день превратиться из наследного принца в захолустного графа без средств к проживанию", как Эрнестина ещё раз ударила по больному месту.
— Я хочу отправить Фрею на воспитание в закрытый пансион.
На этом моменте я очнулся одновремененно с Корнелией.
— Фрея никуда не поедет. — Меланхолично оборвала королеву её сестра. — Она остается здесь.
— Аргументируй. — Эрнестина не просила — приказывала.
Корнелия застыла. На её лице отразился такой мыслительный процес, что его практически было слышно. Мне даже стало интересно, что она придумает, потому что о настоящей причине — своей привязанности к Фрее — точно не скажет, ведь Эрнестина не посчитает её достаточно веской.
— Фрея — один из мощных рычагов влияния на Эрика, — наконец выпалила она.
К моему вящему изумлению, Эрнестина щёлкнула пальцами и закивала.
— Соображаешь, — королева откинулась в кресле. — Вот почему ты всегда была мне нужна.
Моя судьба решилась двумя женщинами, которым не было до меня никакого дела — они оставили меня жалким графом без земель и без чьей-то поддержки, с двумя сёстрами, которых больше некому защитить. Я переводил взгляд с Эрнестины на Корнелию и обратно, и не мог понять, как до такого дошло. Но точно знал, что так будет не всегда.
Глава 6. Неудачный день удачливой девчонки
Хелена. 10 лет спустя
Я проснулась уже уставшей. Вчерашнее застолье плохо отразилось на самочувствии: голова раскалывалась, в глаза словно песка насыпали. Горло саднило от чудовищной жажды. Телефон в руке завибрировал и предательски блеснул восьмеркой на экране. Просыпать — это моё.
Сегодняшний день — юбилейный. Десятилетие с момента присвоения Британии статуса "Совершенное королевство", что, собственно, мы вчера и праздновали. Но даже этот праздник умудрилась испортить наша классная руководительница. Моему классу все равно нужно явиться в школу для решения вопросов скорой поездки классом на отдых и связанных с ней организационных, несмотря на сегодняшний государственный выходной. Так что с кровати я буквально сползала, тяготимая долгом идти на собрание и большой святой ленью.
Приходить в себя пришлось очень быстро. Миссис Андервуд не любила опозданий, и легко могла отстранить меня от поездки за это. Но не всякий протест в моей душе рождён, чтобы быть сломленным! Я достала из своего крошечного шкафа шорты, под стать им полосатые гольфы, и впрыгнула в салатного цвета конверсы. Этого хватит, чтобы у руководительницы задергался глаз, но не больше. Не хотелось невинных жертв.
Моя комната оставалась все той же, что и в детстве. Шкаф для обилия вещей был маловат, да и самой комнаты мне уже не хватало. Я в ней себя чувствовала, как Гулливер в стране лилипутов — слишком большой для собственных воспоминаний. Но другой быть не могло, и в ближайшее время не предвиделось. Мой бедный папа не располагал соответствующими средствами, и я не могла его винить.
В моих планах избежать встречи с отцом этим утром, потому что он жуть как не любит, когда одеваюсь в таком стиле, как сегодня. Так я напоминаю о его лихом юношестве, и он вспоминает то, что не хочется: косуху, длинные волосы, и едва сведённую со щеки татуировку.
