— до сих пор в ушах звон от хлопка двери.
— Он ничего не делал… Ушел ведь.
— Бл*дь! Он соучастник! И срать прокурору, уходил он или нет! Это статья, понимаешь?! Преступное бездействие! Почему ты язык в задницу засунула, когда мы обговаривали, что в заяве писать?!
Молчу. И язык не то что в заднице, а гораздо глубже.
Трусливо — согласна. Мне нужно было сдать урода с потрохами. А я не смогла. И уже жалею об этом.
Арс смотрит на меня, как на врага народа. Широкая грудь ходуном, аж майка трещит, на скулах желваки, темно-русые волосы взъерошены, а глаза… Кажется, меня в этой машине и похоронят.
По щеке скатывается слеза. Опять хочется реветь. И трясет, несмотря на плотную безразмерную куртку на плечах. Она пахнет Арсом.
Мужчина шумно выдыхает и отворачивается.
— Дура, — резюмирует коротко.
Я не спорю. Негнущимися пальцами пытаюсь пристегнуть ремень.
На этот раз мне никто не помогает.
Машина тихонько урчит и трогается с места. Арс уверенно выезжает на трассу и встраивается в поток машин. Движения четкие, профессиональные.
— Его отследят по камерам, — подает голос после продолжительного молчания. — Если они, конечно, не окажутся вдруг испорченными.
— И что мне делать?
— Да ты уже все сделала.
Опять замолкаем.
Чувствую себя еще хуже, чем было до. Арс вообще не обязан со мной нянчиться. И, если подумать, он прав, но…
— Мне показалось, — сглатываю сухой ком и плотнее кутаюсь в куртку Арса, — показалось, что если его не впутывать, то…
— Он тебя в покое оставит? Благодарен будет?
Издевается. Но имеет право.
— Да. Этих двух, — неопределенно киваю головой, — их все равно не посадят. Слишком богатые. Ты сам говорил.
— Я говорил другое.
— Но все равно понимаешь: у кого деньги, тот и прав…
Не вижу, но чувствую — мои слова попали в точку.
— …Может, они и отстанут, а с братом мне еще ни раз пересекаться придется. Папа с вахты приедет, нужно дома показаться.
— Сколько вахта?
— Два месяца.
Арс забористо ругается. Наверное, мне стоит прикрыть уши, но сил нет. Как в кокон, я заворачиваюсь в его куртку и утыкаюсь носом в воротник.
Терпкий, с легкими морскими нотками запах действует успокаивающе. Так вкусно… Изо всех сил стараюсь сосредоточиться на примитивных вещах: крепкий аромат мужчины, пейзаж за окнами, тихая музыка, звучащая фоном. Эти группы я знаю. И кое-какие очень люблю.
Постепенно успокаиваюсь.
Перестаю дрожать, и усталость накатывает сплошной тягуче-топкой волной. Уже не стараюсь скрыть зевоту.
Мне нужно поспать.
Хоть немного, пять минуточек всего.
***
Арс
Мелочь заснула. Завернулась в мою куртку по самые уши, носик запрятала и вырубилась.
Еще бы… После такого напряга словить отходняк — дело плевое. Но как же паршиво, что в этом деле появился третий участник!
Репутация Леси должна быть кристально чистой, а тут на первом же этапе косяк всплыл. Это ведь все вывернуть в нужную сторону легче легкого. Смолчала не потому что испугалась, а с умыслом. Братец-то сводный, может, они в прошлом спали — кто проверит? А мажоры заставят этого придурка наплести всякое.
Стискиваю руль так, что оплетка жалобно скрипит.
Поганое предчувствие.
Мелкой нервы трепать начнут — выдержит ли? За свою шкуру не страшно — я всякого дерьма повидал, а вот Леся сломаться может.
Почти наверняка сломается.
В ход пойдут и угрозы, и попытки подкупа. Единственное, что хоть немного греет душу, — публичным личностям скандалы не нужны.
И папаша вполне может взять сыночка за ухо и отправить куда-нибудь учиться или работать, пока все не уляжется.
Лениво размышляю над вариантами развития событий, попутно обдумываю, как бы отбрехаться от шефа — он меня сегодня на вилы поднимет, по любому. А мелочь спит себе, только посапывает.
Во сне ее личико кажется совсем юным.
«Мне двадцать один! — звучит в ушах возмущенный голосок. — А вот в вашем возрасте пора бы о вечном подумать!»
Хмыкаю.
Да, отшила меня девочка виртуозно. Вот уж не думал, что в тридцать шесть себя старым почувствую.
Перехватываю руль крепче и нервно ерошу волосы.
Глупости думаю. Лучше побеспокоиться о своей шкуре — шеф меня завтра с потрохами сожрет.
Но раздражение по этому поводу внезапно отсутствует. Если бы я не вломился в ту сраную вип-кабинку, то…
— Бл*дь, — ругаюсь шепотом.
Насилие над женщиной меня всегда триггерило. В нашем подъезде женщина жила. Молодая еще совсем. Парочка отморозков ее с ночной смены подловила. Бедняга от них еле вырвалась. А потом, когда вышла из больницы, повесилась. Я хоть и мелкий был, но помню толпу соседей, когда дверь вскрывали. И вытянутое безвольное тело под простыней.
Ублюдков потом нашли, а хрена ли толку? Отсидели и где-то гуляют уже. А та, которой бы жить и детей воспитывать, в могиле.
Леся ворочается, морщит аккуратный носик.
Снится ей что-то.
Пусть поспит. Один раз она меня из машины волокла, теперь моя очередь. Вот только где бы ей постелить?
А, к черту. В этот раз поспит в моей спальне. Я как-нибудь на диване. Он для меня короткий, зараза. Но одну ночь перетерплю.
Вернее, огрызок ночи. К полудню меня ждет шеф. И хорошо, если без дробовика.
***
М-м-м, какой обалденный запах.
Глубоко вдыхаю морской бриз с терпко-острыми нотками кедра и капелькой амбры — что может быть вкуснее? Наверное, так пахнет рай…
Хочется тереться об эту вкусность, словно гулящая кошка. Кажется, я даже мурчу… О-о-о, тут еще и нотки кофе?! Между ног сладко тянет.
Желание — давно забытое, но по-прежнему яркое — вспыхивает внизу живота, заставляя ерзать и стискивать бедра.
— Уже проснулась? — грохочет сверху.
Вскрикиваю и шарахаюсь в сторону.
— О-о-ой, — стону, пытаясь разлепить веки.
Где я? Что… что это за место? Знакомое такое…
Усиленно тру глаза.
Да это же спальня! И не какая-нибудь, а где я однажды нашла красные стринги! А вот и их владелец… Взгляд скользнул по ногам в штанах цвета хаки и обтянутому черной майкой торсу.
Нервно сглатываю.
Какой же Арс все-таки… мощный. Фигура просто как у танка — рельефная, тяжелая. С такими руками только в спецназ — лом в узел завязывать и бутылки о голову бить.
— Эй, ты как, нормально? — приводит в сознание недовольный голос, аж внутри все резонирует.
— Д-да… — выдыхаю, силясь отлепить взгляд от мощной шеи. — А ты… вы… куда?
— На работу, — морщится Арс. — И прекращай выкать. Вроде как не чужие, — ухмыляется криво и добавляет с ехидно так: — соседка.
До боли в пальцах цепляюсь за простынь.
— А…
Но меня беспардонно перебивают:
— Вернусь к обеду.
