Нет, мы тоже делаем вид, что нам плевать, – но это ложь. В глубине души мы мечтаем оказаться лучшими хоть в чем-то. И не им нас судить.
После небольшой разминки раздается сигнал – и игра начинается. Уже через пять минут всем ясно, что нас стоит как минимум опасаться. Страх, словно запах гари, расползается по залу. Его не скрыть, не утаить, не удержать в узде, как ни старайся, – хотя некоторые еще рыпаются и даже сыплют угрозами, при этом кидая испуганные взгляды на тренера. Рассчитывают на нашу совесть? Зря. Они не знают, что совесть наша слепа и глуха. А у большинства вообще похоронена. Мы лично закидали гроб землей, еще и плюнули сверху.
Я вспоминаю нашего первого тренера, грузного мужчину за шестьдесят. Он тогда не смог бы и пары миль осилить, но не зря говорят: бывших баскетболистов не бывает. Именно он пять лет назад увидел, как я бросаю мяч на площадке за домом. Постучал ключом от машины по столбу, привлекая внимание, и без предисловий приказал:
– Завтра в семь утра на школьном дворе.
Я опешил – и огрызнулся в ответ:
– С чего вы взяли, что приду?
Будь он героем фильма, точно выдал бы что-то в духе: «Чемпионами не рождаются, а становятся, сынок. Не упусти свой шанс», но для этого он был слишком просто сконструирован. Он лишь пробурчал по-стариковски, открывая дверь такой же древней, как и он сам, «шевроле» цвета раздавленной вишни:
– Значит, полным придурком останешься. – И уехал.
Вот так я попал в уличную команду Ржавого города. А тем временем игра продолжается. Еще через полчаса мы покидаем поле с тремя выведенными из строя игроками и счетом 123:68. В нашу пользу. И, кажется, впервые тренер в замешательстве.
После такой шикарной победы настроение у всех поднимается. Мы заваливаемся в раздевалку, громко смеясь и присвистывая. Игроки из «Вудсайд Хай» переодеваются молча, либо точат взглядом пол.
– Ну что, сборище неудачников, кто-то хочет еще поумничать? – задирая подбородок, выкрикивает Сет, словно бросает вызов каждому в этой комнате.
Придурок, нарывается. После хорошей игры, кого-нибудь хорошенько отмудохать – норма жизни для этого парня. В команде Ржавого города на это закрывали глаза. Тренер всем отвечал одинаково: «Если найдётся хоть один, способный играть хотя бы наполовину, как этот ублюдок, я прямо сейчас отдам ему свисток и покину помещение».
Никто не решает связываться с Сетом, и это понятно. Он беспощаден и не только в зале. От одного зрелища, как этот парень несется на тебя в атаке, до костей пробирает. Так что даже если играешь за другую команду, хочется остановиться и поаплодировать. Такому не научишься, как ни старайся. И то, как он дерется – остро, на грани, готовый, как гиена, зубами перегрызть глотку, – вызывает восхищение не только у местных. Любой профессионал бы засмотрелся. Вот на кого я бы поставил деньги. Если бы они у меня были, естественно.
– Эй, идем, – оттаскиваю я его, заталкивая в душ. – Потом начистим им рожи.
Кто-то из местных смывается, и тут уже я сам не сдерживаю смеха. Нет, понятно, конечно, что не каждому дано быть бойцом, но чтобы так позорно драпать?
– Неудачники! – кричит им вслед Сет.
В Ржавом городе такие, как они, не выжили бы. Там нельзя быть трусом. Или ты или тебя – таков наш волчий принцип. Поэтому мы не показываем слабости даже перед друзьями. Ведь, кто знает, возможно, завтра тот, кто пожимал тебе руку, захочет тебя ей же и убить. Но у нас с Сетом не так. С ним я могу говорить, о чем захочу, зная, что он всегда поддержит. Вот только сейчас я впервые молчу. О девчонке ему знать не обязательно.
***
К остановке мы подтягиваемся ближе к четырем. Парни уже тут, ждут автобуса. Мы с Сетом падаем на свободную лавку.
– Каждый раз смотрю на них и кажется, что сейчас кто-то перед лицом хлопушкой щелкнет и заорет: «Снято!» – выплевывает он, зажимая между зубов спичку. Курить в «Вудсайд Хай» запрещается, но привычку уже не искоренить. Сет вдыхает так глубоко, что слышно, как воздух свистит, проходя сквозь ноздри, – а потом сплевывает вбок, прямиком в клумбу. – Мы словно в долбаном рекламном ролике про идеальную жизнь.
– Тебя-то это почему напрягает? – спрашиваю я.
– А потому что для них это ни фига не ролик.
Я молча разглядываю нас всех. Стервятник с Сольдо дурачатся, как идиоты. Им всего по семнадцать, но на двоих у них пять приводов в полицию. У Сета – один. Год назад на него напали двое парней, когда он пешком возвращался в Ржавый. Где-то на границе между районами они его и встретили – и оба, едва живые, загремели в больницу. Повезло еще, что кто-то из случайных прохожих копов вызвал. Иначе Сет бы их убил. Так его и поймали. Вписали превышение ообороны, но за решетку не отправили из-за возраста. С тех пор Сет на особом учете у копов. Я же стараюсь не светиться от слова «совсем».
– Вон автобус паркуется, – кивает Сольдо 7.
С ним мы познакомились пару лет назад. Сол вообще как-то приклеился к нам незаметно. Так и повелось: Сет – главный, я рядом, а Сольдо? Как будто всю жизнь и был третьим. Его отец держит авторазбор на окраине и гараж в центре. Любой желающий может отыскать среди их запасов нужный ему кусок железа за чеканную монету. От того его сын и получил прозвище. Почти у каждого в Ржавом городе есть свое. Кроме нас с Сетом. Его имя и так короткое настолько, будто денег хватило только на комплект из трех букв, а меня зовут просто Рыжий.
Быть рыжим – полный отстой. Хотя я не совсем рыжий, скорее ржавый. Мои волосы, ресницы и брови цвета темной корицы, а еще по всему лицу и телу эта мелкая херь. Нет, не веснушки. Веснушки – это такие маленькие забавные точки, как у Джулс на носу. Мои же больше похожи на налет. Такой, что хочется оттереть губкой, пока кожу не сотрешь.
Двойка оттягивает ворот футболки, пытаясь загнать туда хоть немного воздуха. Подгребает к какому-то местному, просканировав его взглядом, словно металлоискателем. Значит, есть что поиметь. Половина волос у этого чувака выкрашена в синий, половина – в розовый. Появись он в таком виде в Ржавом городе – его бы сначала отпинали до кровавых соплей, потом обрили. Здесь же ему ничего не угрожает. Ничего, кроме Ржавчины…
Местные не похожи на нас. Они
