в сторожку. Если он взял ее силой, то почему Регина не сказала? Значит, согласна была. Нравился… Он всем нравится — смазливый, дьявол. И моложе меня на десять лет.
Почему ничего не замечал? А нечего было замечать. Чуралась она его, свысока смотрела — это я видел. Думал, чтобы меня не нервировать. А оно вон как вышло… Боялась, что обо всем догадаюсь.
Та женщина, с которой у меня была связь до женитьбы на Регине, сказала, что не будет у меня счастья с ней. Мол, дурочку молодую в жены берешь, ау, очнись.
А я не хотел приходить в себя.
И Регину дурочкой не считал. Послушать только ее разговоры! Диву давался, откуда она все знает.
Может, поступила так из-за желания иметь ребенка? Поняла, что я ничем не могу помочь в этом вопросе и переспала с другим ради цели? Жестоко. А в клинику меня потащила на следующий день для отвода глаз, чтобы не подозревал.
Я ж как идиот в баночку дрочил… Унизительно. Всё ради нее.
А моё семя ей даже не пригодилось. Нашла лучший генофонд. Андрей рисовался как-то в компании, что его родители — потомственные дворяне Миловановы. Голубая кровь. Порода.
Не то, что я — из семьи фермеров. Это я сейчас бизнесмен хоть куда, а мой отец начинал обыкновенным работником при хозяине.
— Что ж Вы так убиваетесь, Клим Саныч? Глазам больно на Вас смотреть, — не выдерживает Петрович.
— А ты не на меня смотри, а в стакан свой. Пустой вон. Наливай, давай.
— Как скажете, — послушно подливает водки.
Нажраться в хлам. Чтобы тупая боль отпустила.
Хватит с меня, не вывожу. Так и умом тронуться недолго. А я нужен своим людям и собакам. Что мне теперь остается?
Водка делает свое дело, я хмелею и выкладываю Петровичу всё как есть. Ему можно доверять, не предаст, даже если кто-нибудь погрозится язык ему отрезать.
— На отцовство надо было делать тест, Клим Саныч, — осторожно замечает сторож.
— Ой, не гони, Петрович. Думаешь, умный самый? Там надо, чтоб присутствовали под своими именами. И мать ребенка нужна, и отец предполагаемый. Это ж судебное дело. А он бы не пошел. Он не дурак. Не пошел бы, тебе говорю! Пришлось так… на родство. Тайно. Это почти одно и то же. Он же не родня нам. Никто он, пацан с улицы, которого я приютил.
— Да как же так-то? — горько качает головой. — Регина Сергевна такая скромная. Вот думаю, дал бог жену нашему дорогому Климу Санычу.
— Бог дал, бог забрал.
— Типун Вас на язык, — в ужасе сплевывает сторож. — Тьфу, тьфу, пусть живет и здравствует. Бог им судья. Женщин в городе полно, утешат Вас, Клим Саныч. Утешат…
— А я не хочу теперь никакую другую. Не хочу, — ожесточенно мотаю головой.
От мысли, что моя чистая и непорочная Регина занималась с Андреем сексом — грязным, страстным, животным сексом, меня начинает мутить. Не хочу идти опустошать желудок, не для этого пил горькую!
Надеюсь, он уже собрала свои вещи и ушла из дома, который я построил для нас. Куда? Мне плевать. Лишь бы подальше от меня. А иначе… Иначе….
Регина
Достаю чемодан и всхлипываю. Куда мне идти? Мой дом здесь. Но теперь я тут не нужна. Я предательница. Есть еще жилище, оставшееся от папы, но я не хочу там жить. Огромный, холодный и пустой дом.
Никаких следов во мне Андрей в ту ночь не оставил. Разве мое тело не должно было свидетельствовать о том, что надо мной надругались, когда я спала?
Липкость, засосы, синяки? Да что угодно! Боль, наконец.
Не думаю, что изнасилованные женщины чувствуют приятную легкость в теле на следующий день.
Открываю последние сообщения и перечитываю послание от Андрея. «Если тебе понадобится помощь, я рядом». Рука не поднялась удалить, почему — не знаю. Ведь Клим мог увидеть. Но теперь уже все равно.
Зачем он такое пишет? Разве насильники станут услужливо предлагать свою помощь?
Я должна, нет, просто обязана разобраться во всей этой истории!
И поможет мне в этом Милованов.
Беру самые необходимые вещи, деньги, документы. Забираю Никитку, расплачиваюсь с няней и объясняю, что в ближайшее время мне не понадобятся ее услуги. Няня расстроена — она успела привязаться к моему мальчику.
Усаживаю ребенка в автокресло, пристегиваю и даю в руки игрушку. Я сейчас так напружинена, что не смогу вытерпеть его капризы. Взорвусь. К счастью, сын спокоен и вскоре засыпает. Мой путь лежит в дом Андрея.
Знаю, где он живет, но ни разу у него не бывала.
Любовник, ага…
Хочу просто поговорить с ним с глазу на глаз, прояснить ситуацию, напугать.
Я выбью из него признание, пригрожу написать заявление об изнасиловании, срок давности еще не вышел.
Потом мы вместе отправимся к моему мужу, и пусть он решает, что будет с ним делать. Оставлю его на суд Клима.
Стучу в дверь, и Андрей открывает почти сразу. Как будто за дверью стоял и ждал, когда я занесу кулак.
— Поговорить нужно, — говорю, проходя вглубь квартиры.
Я не боюсь его, при ребенке ничего мне не сделает. При своем ребенке! Он, конечно, скотина, но не до такой степени.
— Регина, мне очень жаль.
— Тебе жа-аль? — оборачиваюсь и с ненавистью смотрю на Милованова. — А насиловать меня, спящую, тебе было не жаль?
Хорошо, что Кит еще ничего не понимает. Он вырывается из моих рук, хочет ползать по комнате, но я не пускаю.
— Я клянусь тебе, что не тронул тебя тогда. Просто лежал рядом и смотрел на твоё лицо. Знал, что больше не представится случая.
— Андрей! Я же не идиотка. Видела, как ты пялился на меня постоянно и продолжаешь это делать!
— Регин, отпусти ребенка.
— Нет! — крепче сжимаю Кита, и он начинает хныкать. — Если ты не признаешься в содеянном, я напишу на тебя заявление. Слышишь?! Признайся по-хорошему, что ты сделал со мной в ту ночь!
Китёнок ревет. То ли от того, что его не пускают на пол, то ли испугался моего громкого голоса. Успокаиваю малыша и жду признаний от Андрея.
— Я. Тебя. Не трогал.
Не хочет по-хорошему! Ладно…
— Клим сделал анализ ДНК.
— Я знаю, он был здесь. Ходил в ванную и взял салфетку с кровью.
— Это была твоя кровь?
Молчаливая усмешка.
— Твоя или нет?! — настаиваю.
— Моя.
— Фотографию он тоже взял, вот, — достаю из сумочки снимок и возвращаю Андрею. — Мне она не нужна. И так все понятно. А теперь
