между ним и Тоней произошло.
– Но ты, Сашенька, совершенно зря нервничаешь. Мы после… кхм… того, что было, проработали с Тоней много лет. Каждый день она меня одевала перед концертом и раздевала после. Стояла с водой и ингалятором в кулисах. Приносила завтрак на гастролях. И все. Если бы я хотел продолжения, оно бы случилось. Но я всегда разделял работу и личное. По крайней мере старался.
Сашка цепенеет. Книга у нее в руках так и открыта на первой странице. Всеволод Алексеевич не дал ей прочитать ни строчки. То есть все он прекрасно помнит. А еще отлично чувствует все, что Сашку сейчас тревожит.
– Все будет хорошо, девочка, вот увидишь. Еще одну подругу ты не потеряешь.
Из дома выходят даже раньше, чем планировали. Сашка ненавидит ждать чего-либо, а особенно кого-либо. Слишком часто ей приходилось в жизни ждать, с тех пор и ненавидит. Зато можно идти неспешным шагом и любоваться осенним городом, с улиц которого наконец-то схлынули отдыхающие, и он стал очень уютным, домашним и тихим. Всеволод Алексеевич нарядился, как на праздник: белая рубашка, синяя вельветовая курточка, темные джинсы и белые мокасины. Благо погода позволяет. Красавец. Впрочем, он почти всегда старается одеться нарядно, если выходит из дома дальше, чем в сад. Сашка так и не поняла: это привычка артиста или еще одна отчаянная попытка держать себя в тонусе. Не превратиться в дедушку, которому все равно что носить, лишь бы было удобно.
На вокзале тоже оказываются загодя. Здание вокзала небольшое, но, как во многих курортных городах, нарядное: затейливые башенки, арки и колонны. Центральный зал расположен под открытым небом, встречающие и провожающие толпятся в окружении пальм и кипарисов. Всеволод Алексеевич быстро оценивает обстановку:
– Так, у нас еще полчаса в запасе. Пошли-ка в сторонку. Вон за той елкой есть укромная лавочка, а вот там кофейный автомат.
Он проворно сворачивает за угол и, убедившись, что лавочка не занята, с довольным видом на нее плюхается.
– Сходишь за кофе? Не хочу в толпу.
Лезет во внутренний карман куртки за бумажником, но Сашка только фыркает.
– У меня есть. Сейчас принесу.
Возвращается с двумя стаканчиками. Ему кофе, себе горячий шоколад. Детский садик. Ведь знает же прекрасно, что в привокзальных автоматах не кофе, а сущая бурда. И если так хотелось, они могли зайти в любую кофейню по дороге. Или дома она бы приготовила все, что он бы попросил, и получилось бы в пять раз лучше. Но у него есть какие-то совершенно детские привычки, необъяснимая любовь к странным вещам, и кофейные автоматы в их числе. Сашка бы не удивилась, если бы он и чебурек на вокзале попросил. С начинкой из тузика. Другой вопрос, что чебуреки ему совершенно точно нельзя, а кофе пусть с натяжкой, но можно.
– Держите!
Сашка садится рядом и невольно отмечает, какое удачное место он выбрал. Им и информационное табло видно, и выход с перрона. А их никому не видно, если за елку не заглянуть.
– У вас повадки профессионального разведчика! Или шпиона. Всегда их путала.
– Жизнь заставит, не так раскорячишься, – хмыкает он.
Сашка отчасти его понимает. Но только отчасти, поэтому задает давно интересовавший ее вопрос.
– Вы прячетесь от толпы, избегаете встреч с теми, кто может вас узнать. Но если вас все-таки узнали, вы будете улыбаться, раздавать автографы, фотографироваться. И я бы не сказала, что вы играете в благодушие. Вам же нравится внимание. Никогда не могла уловить логику.
Всеволод Алексеевич ухмыляется в стаканчик с кофе.
– Правда не понимаешь? А все довольно просто. В сознании среднестатистического зрителя есть образ Туманова. Который создавался еще в советское время, поддерживался мною и телевидением. Не буду подробно описывать, он тебе и так знаком до зубовного скрежета.
– Ага, – улыбается Сашка. – Противный тип. Слащавая улыбка и идейный блеск в глазах.
– Ну, так было до перестройки! – притворно возмущается он. – А потом-то! Старый мудрый мэтр, воплощенное благородство, с добрым прищуром взирающий на творящуюся вокруг вакханалию молодых. Так вот. Ты прекрасно знаешь, как отличается реальный человек от созданного образа. И точно так же у артиста есть в голове некий собирательный образ его зрителя. Человека, который приходит на его концерты, любит его песни, дарит цветы.
– И разочаровываться не хотят обе стороны, – подхватывает Сашка. – Заглянув за кулисы, зритель видит уставшего, иногда раздраженного и далеко не такого красивого артиста. А артист, выглянув из-за кулис, может столкнуться с наглым, бесцеремонным зрителем, который будет задавать бестактные вопросы, совать бумажку для автографа в самый неподходящий момент, требовать селфи в самом неподходящем месте и в ответ на вежливый отказ посылать артиста матом. Но виноват в любом случае останется артист, к нему же прикованы все взгляды. Он должен терпеть, улыбаться и оставаться в образе, что бы ни случилось.
– Умница, – резюмирует Всеволод Алексеевич. – Вот видишь, сама до всего дошла. Вот тебе и ответ на вопрос, почему я стараюсь держаться подальше от людей. Вообще ото всех людей, которые знают мой образ, но не меня. А вот и она!
Он резко встает и быстро идет к центру зала. Сашка за ним едва успевает. И как углядел-то? Уже обнимает, забрал чемодан. Чемодан на колесиках и тем не менее.
– Здравствуй, красавица!
А между ним и Тоней нет никакого внутреннего барьера, невольно отмечает Сашка. Без ревности, просто констатируя факт. Сколько он к Сашке подступался? Как к дикому зверьку. Да Сашка и есть дикий зверек. А Тоня обычная, нормальная. Жизнерадостная, бодрая, даром что только с поезда. Улыбается, целует его в щеку.
– Вы прекрасно выглядите, Всеволод Алексеевич! Сашка!
Тоня знает, что Сашка не любитель тактильных контактов. Была когда-то. Информация уже устарела. Но с Сашкой они по привычке жмут друг другу руки. Всеволод Алексеевич как-то подозрительно хмыкает.
Они хватают первое попавшееся такси, шумно и весело загружаются в машину. Всеволод Алексеевич и Тоня сзади, Сашке приходится сесть вперед.
– Как же я рада, что к вам выбралась! В Москве так холодно, мрачно. А у вас тут настоящее лето! Всеволод Алексеевич, какой вы загорелый!
Тоня болтает без умолку, а Сашка блаженно прикрывает глаза – все внимание Туманова переключено сейчас на гостью и Сашке можно расслабиться. Она вполуха слушает Тонин рассказ про Москву. И поверить не может. Какие же они уже взрослые. Бред какой-то. Они же девчонки, которые вот только недавно, еще вчера, бегали на его концерты, караулили у служебного выхода, дарили цветы.
Тоню восхищает абсолютно все: сам Прибрежный, его чистые улицы и
