Кристина при сегодняшней нашей встрече здорово пугала меня своим задумчивым и печальным видом. И из-за неё, именно из-за отстраненного и печального взгляда Кристины, мне стало неприятнее всего. Она как будто подтверждала все обвинения Андрея в мой адрес.
— Пусть все думают, что хотят, — проговорила я, нахмурившись. Из-за стола поднялась, а Андрей взял и схватил меня за руку.
— Ты куда?
— В сад, — со злой насмешкой проговорила я. Наверное, самым лучшим было бы мне покинуть ресторан и подождать Глеба в том же саду, в одиночестве. Я чувствовала себя чужой и отвергнутой, и с этим чувством нужно было как-то смириться. Судя по всему, мне в этом городе больше места не будет, меня ведь об этом предупреждали. Юганов предупреждал, говорил мне, что любой человек, который пойдёт против него, станет в этом городе, в ЕГО городе, персонажем лишним. Я особо не вникала в его слова, наверное, уверенная, что он преувеличивает, или что мне подобное не грозит, но Иван Алексеевич оказался прав. Жутко раздражает, когда неприятный тебе человек оказывается прав. Меня даже на территории турбазы теперь с трудом терпят, и странно косятся.
Получается, что обратной дороги у меня нет.
— Зачем ты за мной идешь? — решила я поинтересоваться у мужа, который шел за мной, поотстав на пару шагов. Я вышла из ресторана — он за мной. Я прошла через холл — он за мной, я вышла на улицу — и он следом.
— Наверное, потому что ты моя жена, — ответил Андрей, и я вздохнула, остановилась, обернулась к нему. Мы вышли из здания, я по привычке свернула за обширные заросли сирени, прошла по мощеной дорожке, остановилась у фигурной лавки, на которой обычно вечерами любили сидеть сотрудники в свой перерыв. Сейчас поблизости никого не было, я специально огляделась.
— Ты прав, — сказала я Андрею, когда он остановился рядом, а я посмотрела ему в глаза. — Я твоя жена, а ты мой муж. И нам надо поговорить.
Андрей меня разглядывал. С обидой, нетерпением и откровенным укором.
— Ты мне изменила, — проговорил он, в конце концов. И в этих словах было столько обиды, столько разочарования, что я невольно поверила, что ему не все равно.
Я едва слышно хмыкнула, потому что удивилась.
— Ты столько времени не обращал на меня внимания, что мне удивительно, как сильно тебя это задело.
— Ты моя жена.
У меня вырвался вздох. Я печально кивнула.
— Жена. — Я на мужа глянула. — Если честно, мне казалось, что я перестала быть твоей женой как раз два года назад. Мне кажется, тогда все между нами и закончилось.
— Когда ты мне изменила. — Кажется, кроме обвинений никаких других слов у Андрея заготовлено не было.
— Нет, Андрей. Когда ты мной прикрылся. А я перестала тебя после этого уважать. — И вроде как совет дала: — Никогда так больше не поступай, ни с кем.
Андрей некрасиво ухмыльнулся.
— Не знал, что помощь жены мужу убивает уважение в семье.
— Такая — да. Я знаю, за что ты меня винишь. И, наверное, ты имеешь на это право, но я тебе клянусь, что я… когда забеременела, очень хотела, чтобы Анюта была твоей дочерью. Чтобы у нас была настоящая семья, чтобы всё было искренне. Но мы оба с тобой притворялись.
— Не надо валить вину на меня.
— А ты ни в чем не виноват? — удивилась я.
Он стоял передо мной с оскорбленным видом, гордо вскинув голову и расправив плечи. И на меня не смотрел, словно принципиально. Словно я была недостойна даже его взгляда. А мне было очень горько. Не жалко Андрея, нет, я даже злилась на него, обижалась, было за что, наша семейная жизнь в последний год не была завидной. Но мне все равно было горько от осознания того, что мы расстаемся с Андреем едва ли не врагами.
Я не считала его врагом, а вот он меня… Презирал точно, и нюансы Андрею были не важны. Муж смотрел в суть, в глубь, а в той глубине я была изменщицей. На всю жизнь в его памяти именно ею и останусь.
— Ты заставила родителей поверить в то, что этот ребенок — их внучка!
— Ты себя послушай, — попросила я. — «Этот ребенок», — с горечью передразнила я его.
Вот тут я удостоилась гневного взгляда.
— Она не моя дочь!
— Не твоя, — согласилась я. — И я в первый же момент хотела тебе об этом сказать. Врать я точно не собиралась. Но у твоего разлюбезного шефа были свои планы. Этот факт тебя совсем не беспокоит?
— Какая разница? Ты уезжаешь, а я остаюсь.
— Это правда. Я уезжаю, а ты остаешься, — повторила я за ним. И задала отстраненный от нашей ситуации, но такой важный для всех вопрос: — Как думаешь, они договорятся?
Андрей глянул на меня, усмехнулся.
— Переживаешь?
— Я хочу, чтобы все закончилось… наверное, перемирием.
— И что будет потом? — заинтересовался Андрей, даже бровь высокомерно вздернул. — Ты сядешь в крутую тачку к этому москвичу, и твоя жизнь превратится в сказку?
— Понятия не имею, что будет дальше, — призналась я в своем главном страхе. — Но ты прав, я сяду в его крутую тачку, и уеду. Иван Алексеевич, да и твои родители, позаботятся, чтобы места здесь мне больше не было. Поэтому выбора у меня нет.
— Скатертью дорога.
Что я должна была ему сказать в ответ на такое пожелание? Я лишь коротко кивнула, и поспешила от мужа отойти. Правда, обернулась, когда была уверена, что Андрей сквозь ветки сирени не сможет этого заметить. Увидела, что муж стоит с напряженной спиной, сунув руки в карманы брюк, и зло смотрит в одну точку. Внутри кольнуло сожаление, но я заставила себя отвернуться и уйти.
— Ну что? — спросила меня Кристина. Как оказалось, она поджидает меня в холле.
Я лишь плечами пожала.
— Ничего. Поговорили. Ничего нового друг другу не сказали.
Подруга меня разглядывала, очень внимательно. Я понимала, что сказать ей мне нечего, что было странно. Обычно мы с Кристиной друг друга поддерживали, делились и печалями и радостями, советы
