кое-что сказать.
— Так говори!
— Я… я… а ты меня сильно любишь?
— Нет!
— Охренел?
Не сдержавшись, Вячеслав коротко хохотнул, прихватывая зубами чувствительную мочку ее уха.
— Ты — моя, пучеглазая! И этим все сказано!
Буквально вибрируя от напряжения, Ирина замерла в его руках и задышала часто-часто. Зажмурилась. Вновь распахнула веки. И, очевидно, собравшись с духом, выпалила на выдохе:
— У нас будет ребенок!
Довольно улыбаясь, он отстранился, чтобы заглянуть в эти перепуганные зеленые глазищи, увеличившиеся от волнения почти в пол-лица.
— Хорошо! — прохрипел он, мечтая лишь об одном — поскорее оказаться в ней.
— Правда?
— Правда!
— Честно?
— Честно!
— Не знаю, как так получилось…
— Все в порядке! Я знаю!
— В каком смысле? — вкрадчиво, настороженно.
— Просто я незаметно кончал в тебя все это время! Совсем по чуть-чуть!
— Чт-то? — возмущенный вопль эхом отразился от стен. Ирина ударила его в грудь двумя ладонями, как обычно насквозь пронзая статическим электричеством. — Вот ты придурок, Славик! Мне же теперь придется бросить институт!
— Необязательно. Бабок-дедок и прочих нянек еще никто не отменял. Справимся!
— Но… я скоро превращусь в пузатого бегемота!
— И не раз! Ты родишь мне не раз!
— Я… я…
— Ты-ты! Только ты!
— Идиот!
— Он самый! Не представляющий жизни без тебя… идиот!
Ее злость иссякла. Она вновь потянулась к его губам.
А он вдруг прозрел и увидел огромный чемодан, одиноко стоящий в прихожей. Красницкого прошиб холодный пот, когда до воспаленного сознания дошло, что эта сумасшедшая девчонка собиралась сделать.
— Ты… ты сбежать хотела?
— Извини! Я не знала, как мне иначе сохранить беременность!
— Ты у меня сейчас по шее получишь, пучеглазая! Я накажу тебя за это!
— Ну, не надо, — принялась она жалобно канючить, прижимаясь к нему всем телом. У него от кайфа глаза под веки закатились. И все же, сохранив каким-то чудом твердость рассудка, молодой человек произнес твердым голосом:
— Дай-ка сюда свой мобильник!
— Зачем?
— Дай!
Нехотя Ирина поплелась на кухню. А когда вернулась, протянула ему телефон. Номер отца Слава набрал по памяти, и когда тот ответил, сразу перешел к сути:
— Бать, ты далеко уехал?
— Нет, примерно в двух кварталах…
— Возвращайся!
— Случилось что-то?
— Да! Хочу принять меры, пока моей дурехе не приспичило свинтить от меня куда-нибудь, сверкая пятками! Ты можешь сделать так, чтобы нам на пять минут открыли ЗАГС?
Отец дико загоготал по другую сторону телефона:
— А до утра потерпеть никак? Десять вечера все же!
— Пап, я очень хочу на ней жениться! И хочу сделать это прямо сейчас!
— Эх, молодежь! Ладно, возвращаюсь. Одевайтесь.
— Эй, я так-то против! — обиженно запыхтела Синичка, когда он завершил разговор. — Моего согласия, вообще-то, еще никто не спрашивал!
— Спрашивают, вообще-то, — коряво передразнил он свою девочку, — когда право выбора предоставляют! А у тебя его нет! И не было никогда!
— А что тогда у меня есть?
— Мы!
— Мы?
— Да! — невозмутимо. — Ты, я и наша дочь!
— Пол ребенка еще неизвестен, умник!
— Ну и что? Я ее чувствую! — не сдержавшись, Слава притянул Ирину к себе и осторожно накрыл рукой пока еще плоский животик. — Там наша Мирослава.
— Кто? Какая еще Мирослава? Почему Мирослава?
Хитрой улыбки он сдержать не смог.
— Логично же! — гордо расправил плечи, выпячивая грудь вперед. — И сразу понятно, кто ее сделал — Ира и Слава!
Внутренне ликуя, Красницкий потянул Синичку к выходу, предварительно накинув ей на плечи куртку и дождавшись, пока она зашнурует ботинки.
— Идем!
Синицына замешкалась на миг. Смущенно улыбнулась. И доверчиво вложила свою ладонь в его протянутую руку, скорчив смешную рожицу:
— Вот только попробуй не подарить мне завтра кольцо!
Менее, чем через час, она стала ему женой.
Самой законной. Самой настоящей.
А ее мать, Александру Николаевну ранним утром едва удар не хватил от подобного сюрприза. Двойного. Хотя нет. Тройного.
Его отец, наглядевшись на них с пучеглазой, тоже сделал предложение своей первой и, как оказалось, единственной любви. И счастье — она согласилась!
Эпилог
Ирина
Год спустя…
— О-о-о! О-о-о! — ее протяжные тихие стоны, полные трепета и дичайшего наслаждения, разбавляли утреннюю тишину спальни. Так же, как и тяжелое рваное дыхание, жалобные всхлипы, утробное рычание и характерные шлепки обнаженной плоти, вызванные сумасшедшим ритмом соприкосновения их тел. Он брал ее жестко. Столь жестко, что каждое его проникновение (резкое, быстрое, до упора) сопровождалось клацаньем ее зубов и сдавленным хрипом. Теряя над собой контроль, Ирина извивалась под ним подобно змее. В поисках облегчения отчаянно мотала головой из стороны в сторону. Что было мочи стискивала в кулачках безбожно измятые, практически изодранные простыни да неистово кусала собственные губы в перерывах, когда Красницкий не пожирал их своим жадным алчным ртом.
— Детка моя, пучеглазая!
— Да, Слава! Славочка…
— Я сейчас от кайфа сдохну! Прямо в тебе!
— Еще… еще!
— Еще? — вкрадчивый шепот. Сиплый. Парализующий. Продирающий своей чувственностью до мурашек. — Моя любимая женушка хочет еще? Глубже?
— Пожалуйст-а-а-а-а-а-а…
Серия мощных одичалых толчков заставила Ирину взвизгнуть, торопливо затыкая рот ладонями. А вопить хотелось во всю глотку. Громко. Отчаянно.
Не сбавляя темпа, Вячеслав прихватил зубами мочку ее уха.
