моим ногам или слишком волноваться.
— Волноваться? — Реми тяжело дышит. — Больше похоже на ужас. Могу только представить, сколько драмы ты принесешь и чьи жизни разрушишь.
— Может, я начну с твоей, Ремс. Что думаешь об этом?
Реми прижимает телефон к уху.
— Мам, забери меня.
— Прекрати, Лэн, — Ари встает рядом с Реми и обнимает его за талию. — Или я выбью тебе зубы.
— Уже трясусь от страха, — бесстрастно говорит Лэн.
Я вижу, как папа сужает глаза на Ари, даже когда Реми пытается высвободиться из ее объятий. Почти уверена, что за последние пару месяцев они стали друг другу симпатичны, учитывая переменчивое настроение Ари.
У нас с сестрой не только синхронные месячные, но и, судя по всему, синхронные разочарования.
Хотя она, кажется, недавно нашла свой счастливый конец, а я все еще пытаюсь держаться в тени.
Даже сейчас, когда я окружена друзьями и семьей и чувствую, что меня любят, ценят и мне чертовски повезло, что они у меня есть, я не могу избавиться от черной ямы, которая увеличивается в моей груди.
Я верила, что со временем смогу забыть его. Может, не сразу, но со временем.
Наверняка наступит день, когда я буду ложиться спать и не думать о его тепле, окутывающем меня. Проснувшись, не буду представлять, как прижимаюсь к нему невероятно близко или как мне подают завтрак в постель.
Я больше не могу принимать ванну, не могу спать, смотреть фильмы или даже читать свои романтические книги, не думая о нем. Он — герой всех моих романов. Думаю, так было уже давно.
Черт, мне снится, как он читает мне эти книги, когда я кладу голову ему на колени. Во сне Илай гладит меня по щекам, целует в лоб и говорит глубоким, успокаивающим голосом:
— Спи спокойно.
И в итоге я так и делаю.
Так не должно быть.
Что с того, что я была влюблена в него сколько себя помню? Я молода и должна была уже пережить это.
Должна была быть в состоянии распознать токсичность и выбрать путь бегства от этого.
От него.
Но меня продолжает тянуть обратно невидимая нить. И последнее, чего я хочу, — это оборвать ее.
Поставив букет в фарфоровую вазу, я иду на кухню, чтобы чего-нибудь выпить.
Но обнаруживаю, что Джереми прижимает мою лучшую подругу к стене и пожирает ее лицо.
— Вы, ребята, совсем не помогаете, — ворчу я, распахивая холодильник, беря банку лимонного тоника и смешивая его с диетической колой в стакане.
— Прости, — шепчет Сеси.
— Это она должна извиняться передо мной, что все это время крала тебя у меня, — парирует Джереми, прижимая ее к себе.
— Джер! — она бьет его в грудь. — Мы же говорили об этом.
— Мне жаль, — говорю я после паузы. — Я знаю, тебе было тяжело отпустить ее, и, если бы ты не любил ее и не уважал ее желания, ты бы этого не допустил. Так что спасибо. Обещаю впредь не отнимать ее у тебя так надолго.
Он приподнимает бровь.
— Извинения приняты.
— Ава… — она сглатывает. — Ты бы сделала то же самое для меня, так что не говори так, будто это какая-то проблема.
— Я не принимаю тебя как должное, Сеси. Я знаю, что мне повезло, что ты у меня есть, — я вздыхаю. — А теперь мне нужно остановиться, пока я не начала плакать.
— Прошу тебя, не надо, — просит Джереми. — Или она вообще со мной никуда не уедет.
— Не буду, ты, болван, — я свирепо смотрю на него. — Обидишь ее, и я перережу тебе горло. Понял?
Сесили смеется. Брови Джереми к этому моменту почти касаются линии его волос.
— Вместо того чтобы беспокоиться о наших очень счастливых отношениях, почему бы тебе не поговорить с этим своим мужем и не наладить свои собственные? Нам всем станет гораздо спокойнее.
Я делаю глоток своего напитка и добавляю еще лимонного тоника, чтобы он стал таким же горьким, как и все внутри меня.
— Нечего налаживать. И скоро он станет моим бывшим мужем.
— Как скоро? Потому что его ночные визиты к тебе не выглядят так, будто он считает тебя бывшей.
— Джереми, зачем ты ей это рассказал? — Сесили гримасничает. — Я же сказала, что это секрет.
— Она заслуживает знать.
— Подожди, — стакан дрожит в моей руке. — Илай приходил?
— Каждую ночь, — говорит Джереми. — Как по часам.
— Сеси?
Она выдыхает.
— Он не хотел, чтобы мы тебе рассказывали, и даже доктор вначале считала, что это плохая идея, потому что он может спровоцировать твои приступы.
— Он приходил на прошлой неделе?
— Да.
— За неделю до?
— Да.
— А месяцем ранее?
— Да.
— Ты пропустила фразу «каждую ночь»? — спрашивает Джереми, нахмурив брови. — И я еще думал, что это у меня странный лучший друг, но твоя подруга может посоперничать с Николаем по уровню странности, lisichka.
— Перестань грубить.
— Я не грублю. Я искреннее обеспокоен, — он проводит рукой перед моим лицом. — С тобой все в порядке? Моргни, если слышишь мой голос.
— Что он делал, когда приходил? — спрашиваю я Сесили, или, скорее, выпаливаю это потоком слов.
— Вначале он просто всю ночь стоял за дверью. Потом сидел у твоей кровати и читал тебе книги.
— Боже мой, — я думала, что все это время он мне снился, но он действительно приходил.
Мне было больно, я переживала и безмерно сокрушалась, что он не навещал меня, а потом узнала, что он делал это регулярно.
Он приезжал ко мне целых пять месяцев.
Каждый день.
Я думала, что, возможно, он решил двигаться дальше, пока я барахталась в своих постоянных чувствах к нему, но ведь этого не может быть, если он был рядом все это время, верно?
С моей груди сваливается груз, и во мне вспыхивает надежда, как будто кто-то вдохнул в меня новую жизнь. Она сжимается, сворачивается и шепчет мелодии ожидания в моем израненном сердце.
Как бы абсурдно это ни звучало.
Весь оставшийся вечер я продолжаю думать о нем — больше, чем обычно, я имею в виду.
Моя гордость не позволяет мне пойти к нему. А может быть, это страх, что все это просто выдача желаемого за действительное. Что, если все это обернется против меня, и я окажусь той, кто пострадает?
Я слушаю, как Реми и Лэн болтают о всякой ерунде, когда мой телефон вибрирует.
Сердце чуть не упало в пятки, когда я увидела его имя.
«Железный Человек» и по бокам два сердца.
Я так безнадежна. Я не стала менять его имя после того, как съехала из его дома, наверное,
