Они выехали на шоссе.
— Вы приехали в Лондон на машине? — спросил Савентос.
— На поезде.
— Вот как?
— Вы можете высадить меня у вокзала.
— Нет. Я отвезу вас домой. Мне нужно знать, что все в порядке.
Через час Рафаэль остановился у дверей ее дома.
— Вы зайдете? — спросила она.
— Думаю, нет.
— Но вы никого не побеспокоите. Родители уехали.
Он повернулся к Алессандре с недоумением и неудовольствием.
— Вы хотите сказать, что остались в таком огромном доме совсем одна?
Алессандра невольно рассмеялась.
— Да. Знаете ли, я уже большая девочка!
— Что, у вас нет слуг? Нет собак?
— В Англии давно не осталось феодалов.
Рафаэль тяжело вздохнул. Она видела, как напряглись мышцы на его груди. Нет, он явно не одобрял этого. Алессандра подумала о родителях, их заботливости и тактичности, вспомнила, что отец пользуется репутацией человека огромного таланта и справедливости и стоит выше любой критики. Но получалось, что Рафаэль молча обвиняет его в пренебрежении родительскими обязанностями. Эта мысль показалась ей забавной.
Глядя на его строгое лицо, Алессандра сознавала, что обязана рассеять его опасения. Савентос — испанец, а стало быть, принадлежит к числу старомодных людей, которые не сомневаются в необходимости защищать женщин… Прежде всего, от мужчин. От нежелательного внимания других мужчин.
— Послушайте, Рафаэль… Не надо беспокоиться обо мне. Я остаюсь одна очень часто. У нас крепкие замки, да и с соседями легко связаться по телефону.
— Ну…
— А потом, — спокойно добавила она, — это моя забота.
Его губы сжались.
— Верно. Извините.
— Ничего.
Они поговорили еще несколько минут, обсуждая детали ее будущей работы с Оттавио. Алессандра обнаружила, что почти дала согласие через пару недель привезти лошадь в Испанию и пожить несколько дней в доме Савентосов.
Рафаэль настоял на том, что проводит ее в дом. Он остановился в холле, повернулся к лестнице и что-то прорычал по-испански.
Девушка рассмеялась.
— Это еще зачем?
— Пусть меня услышат воры и взломщики. Я пригрозил им страшной карой, если они осмелятся причинить вам малейшее зло.
— Вот как? Ну, если у них осталась хоть капля здравого смысла, они немедленно уберутся отсюда!
— Так и задумано. А теперь, Алессандра, я с величайшим сожалением покидаю вас. — Он официально поклонился, затем взял ее руку и слегка сжал. — Осмелюсь попросить вас еще об одной услуге. Пожалуйста, полюбите Оттавио. Хотя бы немного. Вы сделаете это для меня? Я знаю, он не заменит лошади, которую вы потеряли, но…
Алессандра успокаивающим жестом пожала ему руку.
— Да, конечно, обещаю вам. С радостью. — Внезапно у нее перехватило горло.
Рафаэль заглянул ей в глаза, отпустил руку и не оглядываясь вышел.
— До свидания! — крикнула она вслед.
Подошел Аллегро, изогнулся и стал тереться о ее ноги. Она подняла кота и прижала к груди.
— Ну вот, — задумчиво сказала Алессандра и почесала ему за ушком. Кот ответил довольным урчанием. — Вот мы и познакомились с мистером Рафаэлем Годевалем Савентосом. — Аллегро прикрыл глаза и заурчал громче. — Да, — согласилась она. — На меня он тоже произвел впечатление.
Алессандра обошла дом и проверила комнаты. Все было в порядке. Приняв ванну, она скользнула в постель и в тот же миг крепко уснула.
Через неделю в своей комнате наверху Тэра упаковывала чемодан, собираясь на четыре дня в Эдинбург. Список с именами студентов университета, которые подали заявку на прослушивание с Истлендским оркестром, лежал на крышке комода. Время от времени она поглядывала на этот список, вынимая из ящиков шелковые лифчики и крошечные трусики.
Тэра уже несколько лет являлась музыкальным директором и главным дирижером Истлендского оркестра. Подбор новых солистов был частью ее повседневной работы. Она относилась к этому делу очень ответственно. Ошибка могла вызвать массу нежелательных последствий. Тэре припомнилась одна такая неприятность с замечательным молодым кларнетистом. К его музыкальным данным придраться было невозможно, но что касалось отношений с женщинами… Этого парня можно было сравнить только с забравшейся в курятник голодной лисой.
Внизу зазвонил телефон. Тэра взглянула на часы. Восемь тридцать. Она помедлила, покачивая в руке кружевное кремовое боди и посматривая на параллельный аппарат у кровати. Вместо того чтобы подойти и взять трубку, Тэра застыла на месте. Она ждала, что сейчас внизу, в холле, раздадутся легкие шаги Алессандры и ее негромкое «алло». Тэра никогда не предполагала, что дочь будет что-то от нее скрывать.
Словно в ответ на ее мысли, хлопнула дверь и Алессандра быстро прошлепала босыми ногами по мраморному полу.
— Алло?
Пауза.
— О, Рафаэль!
Опять пауза.
Тэра тихо прикрыла дверь спальни и включила радио, как обычно настроенное на волну, передающую классическую музыку. Звуки оркестра заполнили комнату, и Тэра с их помощью подавила недостойное желание подслушать разговор.
Тэра продолжала вынимать и складывать вещи, и скоро чемодан наполнился. Ее мысли опять вернулись к работе, но в душе росла тревога за дочь. Алессандра никогда еще не давала родителям повода для беспокойства. У нее не развилось пристрастия к вину, к наркотикам, она не увлекалась мужчинами. Не была склонна к бунтарству. Ни в каком виде. Тэра иногда даже жалела, что дочь не доставляет хлопот. Им просто не представилось случая проявить естественную родительскую тревогу за своего ребенка.
Наибольшие опасения вызывало у них одиночество Алессандры. Вокруг нее всегда вился рой приятелей, так или иначе связанных с верховой ездой, но всех их она держала на дистанции. У нее никогда не было близкого друга — парня или девушки. Тэра, конечно, понимала, откуда у Алессандры возникла склонность к одиночеству. Скорее всего, девочка унаследовала ее от отца.
В последнее время мать все чаще тревожила мысль, что при своем замкнутом характере Алессандра никогда не найдет человека, который будет значить для нее так же много, как Сол для Тэры.
Ксавьер вернулся домой после полуночи, но Тэра еще не ложилась. Она бродила по кухне, проверяла запас продуктов в холодильнике и писала указания для миссис Локтон.
Сол вошел бесшумно как кот, кинул ключи от машины на стол и тихонько выругался.
Тэра обернулась. Муж был в вечернем костюме. Черный и белый цвета подчеркивали его острые, ястребиные черты. Как всегда при виде Сола в ней поднялась горячая волна желания.
