— То есть ты предполагаешь, что, даже будучи честной относительно главного, она может быть беременна не от тебя? — но предположения совершенно не мой конёк. Мне нужны факты, и я просто обязан докопаться до них.
— После всего я, наверное, просто хочу в это верить. Хочу наконец-то принять то, что нас нет так же, как и ребёнка, и свыкнуться с этим.
— А если он есть, Дерек? И если он твой? Что, если твоя бывшая жена носит под сердцем вашего общего малыша? Что, если всё это не ложь?
— Так ты поможешь мне или нет?
Глава шестая
— Что бы ты ни сделала, ты просто супер. Он снова заработал.
— Он и не ломался, Дерек. Если ты не заметил, я просто поставила твой ноутбук на зарядку. Но не для того, чтобы ты продолжил заниматься тем, чем ты там занимался на протяжении предыдущих восьми часов до того, как он, по твоему мнению, вышел из строя, а на самом деле просто отключился. Серьёзно, хватит, — Брук тянется к аппаратуре, намереваясь захлопнуть крышку, не смотря на меня, сидящего на диване перед журнальным столиком, открывающего браузер и собирающегося вернуться к прерванному из-за временного отказа техники делу. Но я сопротивляюсь и, не думая, отталкиваю женское тело прочь, лишь спустя мгновение понимая, что произошло. Голова ударяется о деревянные вставки в нижней части кожаного кресла, и это вряд ли смертельно, пусть и наверняка довольно болезненно и неприятно, но я всё равно подскакиваю со своего места и устремляюсь к Брук, неловко пытающейся сесть на полу и подняться:
— Чёрт, ты в порядке? — я не ожидал, что всё так получится, и что она потеряет всякое равновесие либо из-за силы моего толчка, либо просто из-за его внезапности, и протягиваю руку, чтобы на неё можно было опереться, но Брук не испытывает никакого желания, чтобы я прикасался и помогал:
— Нет, не трогай меня, — она мотает головой из стороны в сторону, и я невольно и слишком стремительно, чтобы это можно было остановить и удержать от распространения, задумываюсь, а чувствует ли Оливия себя столь же разбито и уязвимо каждый раз, когда я отталкиваю её, подобно мне сейчас, или для неё это совсем ничего не значит и не затрагивает душу? Может, я один такой слабый и подверженный эмоциям?
— Я просто… С тобой ведь всё хорошо?
— Всё было хорошо до того, как я еле-еле смогла записаться на приём к своему врачу и сходила на него со всеми твоими бумажками и мысленными метаниями, но если бы тогда я знала, чем это обернётся, то послала бы тебя куда подальше.
— Но послушай…
— Нет, это ты послушай. Я вернулась в начале первого, а сейчас уже половина девятого вечера. За это время ты прошёл по бесчисленному количеству ссылок и изучил вдоль и поперёк всё, что только можно и нельзя, о неудачных абортах и медицинской некомпетентности, которая, как правило, лежит в их основе, но так ни к чему и не пришёл. Это однозначно твой ребёнок, но ты, кажется, не хочешь быть частью его жизни. Иначе бы уже давно стоял под дверью его матери, наплевав на то, кто она, что сделала и как поступила. При достаточном желании и стремлении и это можно отодвинуть. Конечно, не без условий и трудностей, и, тем не менее, факт остаётся фактом. Но ты банально не в состоянии, Картер, — конечно, я не в состоянии и не в силах, потому что только-только начал свыкаться с тем, что имею все основания ненавидеть свою когда-то жену хоть до конца своих дней, и никто меня за это не осудит, и с новой жизнью без неё, и с тем, что мои руки никогда не ощутят тепло беззащитного новорождённого комочка, как теперь выясняется, что последнее всё-таки возможно, а моя бывшая вроде как хороший, светлый и положительный персонаж, но с какой вдруг стати?
Фактически врачебная ошибка не делает Оливию святой и невинной овечкой и не отменяет того, что своё намерение она претворила в жизнь и никак не могла повлиять на то, что что-то пошло не по плану. В этом нет ни малейшей её заслуги, и она по-прежнему та, что всё разрушила. Но теперь мне придётся с ней в некотором роде считаться. Как бы я не был от этого не в восторге, совсем без общения и контактов отныне не обойтись. Сама мысль об этом ужасна, но ещё более чудовищно то, что всё, быть может, окажется зря. Что мне, возможно, не стоит привязываться к ребёнку и начинать его любить, потому что его всё равно могли задеть и потревожить. Кто тогда поручится за то, что он родится здоровым и проживёт дольше суток, не говоря уже о годах и десятилетиях, и о том, что родители в принципе не должны видеть смерть своих детей?
— Ты во многом права, но… — тут я замечаю, что Брук собирает свою раскиданную на том же журнальном столике косметику, оставшуюся валяться там после нанесения макияжа ранним утром, и забываю, что хотел сказать, потому что… ну, потому что в течение дня, пребывая в самых смешанных чувствах от раздражения и уныния до эйфории и радости, я неоднократно просил и даже почти требовал убрать весь этот хаос и навести порядок, но девушка будто не слышала меня. А теперь она слишком лихорадочно и активно подошла к делу, которое я тщетно пытался внушить ей выполнить, и в сочетании с заполнением спортивной сумки как попало и без всякого стремления к аккуратности это явно не к добру. — Постой, что это ты делаешь?
— А сам ты как думаешь? Я складываю свои вещи, Дерек. Не хочу ждать, когда ты попросишь меня свалить. Теперь я убедилась, что тех, кто приносит плохие вести, не особо и жалуют, — она выходит из комнаты, следуя по направлению к лестнице, чтобы, по всей видимости, собрать собственное имущество и из ванной со спальней, но я не отстаю и тоже поднимаюсь по ступенькам.
— Плохие вести? Ты это вообще о чём?
— Да ладно тебе. Считаешь, что я такая дура и не поняла, что внутри тебя творится полная неразбериха, и ты сам не знаешь, чего хочешь и как воспринимать то, с чем я вернулась от чёртового гинеколога? — короткое блестящее платье фиолетового цвета и комплект из топика и юбки такого же оттенка, в которых девушки попеременно выступают наряду с другими видами формы, однозначно обречены стать мятыми, но Брук едва ли это замечает, — ты облазил весь интернет в надежде на что? На то, что он умнее и образованнее специалиста с дипломом высшего учебного заведения и практическим опытом за плечами? Передумал и не хочешь ребёнка от любимой женщины, потому что теперь она бывшая жена, и, исходя из этого, все чувства априори должны пройти? Так иди и скажи ей, чтобы даже не думала на тебя рассчитывать ни под каким предлогом и ни в каком качестве, и дело с концом. Но, спорим, ты был бы только рад, если бы я и с этим могла разобраться.
— А ты можешь? — глупый вопрос, но он срывается с моих губ в обход воли, так легко и незаметно, что я не успеваю его остановить.
— Даже если бы и могла, это бы ничего не решило. Ты должен сам. А я ухожу.
— И куда ты на ночь глядя без машины?
— Между прочим такси работают круглосуточно. Проблем быть не должно.
— Вот так просто? То есть ты меня бросаешь?
— Я тебя не бросаю, потому что мы с тобой и не встречаемся, Дерек.
— Ты ведь знаешь, я не об этом. Или ты бы хотела? — вдруг она влюблена или что-то подобное? Мы провели уйму времени вместе, и такое ведь не исключено. Кажется, вы просто развлекаетесь с кем-то, наведываетесь вдвоём в различные заведения вроде кинотеатров, баров или клубов, и на этом всё, но потом так легко обнаружить, что он или она ближе, чем просто друг, и… Нет, я не хочу становиться тем, кто разобьёт сердце. Я ведь ничего не испытываю.
— Быть той, глядя в глаза которой, ты всегда будешь видеть другую женщину? Ну уж нет, спасибо. Я тобой не увлечена, Дерек, — и слава Богу. Осложнения мне точно не нужны.
— Но мы ведь друзья?
— Если ты хочешь. Но сейчас я всё-таки поеду к родителям, — Брук целует меня в давно не бритую левую щеку, будто напоминая, что я действительно не в себе и мало похож на успешного и высокооплачиваемого баскетболиста, у которого по идее нет никаких проблем, когда это совсем не так, и на этой ноте скрывается в коридоре, — ещё увидимся, спортсмен.
