на росу капельки крови. Я мотаю головой и быстро моргаю, пытаясь прогнать настойчивый флешбэк, который загорелся в голове. Такие же, но размазанные капельки я видела на собственных трусиках после его «ласк». И еще, это саднящее, мерзкое ощущение, которое еще пару дней скреблось внизу живота.
Карточки нет, но я точно знаю, кто прислал букет. Пячусь в сторону ванной, словно розы могут на меня напасть. Запираю дверь, врубаю воду и, избавившись от белья, встаю под приятные струи. Реву. Громко и протяжно — благо никто не слышит. Он от меня не отстанет. Такие люди не меняют решений.
Плачу, пока есть слезы. Стою под водой, пока подушечки не становятся сморщенными как изюм. Стою, пока хлёсткие струи не начинают резать кожу ножами.
Нехотя выбираюсь из своеобразного убежища и закутываюсь в мягкий банный халат, который скрывает меня от шеи и почти до пяток. Стою у зеркала и перетираю выгоревшие за лето волосы полотенцем.
Тихий стук в дверь, но я все же вздрагиваю, а сердце захлёбывается бешеными скачками.
— Открыто, — отзываюсь я срывающимся голосом и роняю полотенце на пол.
Выхожу в спальню, стараясь дышать через раз и не смотреть на букет. Удивительно, как что-то визуально привлекательное может казаться таким мерзким.
Дверь медленно открывается и на пороге появляется дядя Ильдар. Его взгляд сразу приковывается к букету, который невозможно не заметить. В темных глазах беспокойство, от которого становится не по себе.
— Что-то случилось? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрожал так сильно.
— Все хорошо, родная, — отзывается он, так и стоя в дверях. — Меня пригласили в гости. И я бы хотел, чтобы ты составила мне компанию.
— Зачем?
Ехать куда-то на ночь глядя — это последнее, чего я хочу, хотя мы с дядей частенько выезжаем проветриться вечерами. Но обычно просто катаемся по округе и ни к кому не заезжаем.
— Тебе нужно отвлечься и развлечься, Асечка, — вздыхает он. — Надень-ка что-нибудь праздничное и поедем.
— Ну хорошо, — соглашаюсь я. — Дай мне полчаса, чтобы собраться.
Он молча кивает и уходит, а я так и стою посреди комнаты, пытаясь собрать себя по кусочкам.
Куда бы дядя меня ни вез, мы вынуждены будем проехать мимо владений Олега Цербера. Его огромный загородный дом, обнесенный неприступным, высоченным забором, не назовешь иначе как замком или дворцом. И это при условии, что в наших краях просто нет обычных простеньких дач с приусадебными участками, где люди выращивают огурцы в парниках.
Этот дом строился несколько лет, и он поражает размахом и необычностью. Чудо инженерной мысли, возведенное из стекла и металла. Несгибаемый, пугающий, мрачный и манящий. Как и сам хозяин.
Вокруг Олега всегда вьется множество женщин. Красивых, дорогих. Они словно мотыльки, которые летят на жаркое пламя. Вероятно, обещанное наслаждение настолько велико, что не страшно сгореть. А мне страшно. Я хочу обычной, простой жизни, и меня совершенно не прельщает такая участь: не желаю становиться очередной галочкой в списке этого человека.
Мне противны люди, которые носят воображаемые короны и мнят себя живыми богами. А об огромном самомнении Олега Цербера кричит все, что находится на обширной, обихоженной вдоль и поперек территории: начиная от витиеватых резных, кованых ворот с вензелем из его инициалов в центре и заканчивая помпезной мраморной лестницей, пронизывающей три этажа и ведущей на крышу, где установлен мощный телескоп.
Я здесь далеко не первый раз. Загорала у бассейна, играла в теннис на прекрасно оборудованном корте, но сейчас, когда мы просто проезжаем мимо ворот его владений, у меня внутри все сжимается. Я вцепляюсь влажными пальцами в краешек подола и тяну его к коленям. Внезапно платье начинает казаться мне слишком коротким и фривольным, хотя без открытой спины и глубокого декольте, да и длина целомудренная.
Как я могла быть настолько слепой? Не видела, насколько он ужасен. Не замечала сальных взглядов. Как я могла улыбаться ему и болтать о всяких глупостях?
Засовываю кисти рук под бедра и крепко скрещиваю пальцы, желая побыстрее проехать ворота из жесткого металлического кружева. Но вместо того, чтобы пронестись мимо дома, где сейчас находится самый настоящий Цербер, оправдывающий свою фамилию на все сто, дядя Ильдар тормозит.
Сердце подскакивает в груди и начинает бешено биться где-то в горле. Стучит так отчаянно, что я только и слышу, что собственный пульс.
— Почему мы здесь остановились? — спрашиваю я, с трудом преодолевая липкое, холодное оцепенение.
Этот человек ассоциируется у меня с хищником. Я просто уверена, что сейчас он выпрыгнет из темноты, из которой проступает ярко-освященный особняк, и сцапает меня. Не стоит находиться так близко к логову зверя.
— Асечка, мне нужно заскочить на минутку к Олегу, забрать приложение к договору, — сбивчиво бубнит дядя, стараясь не смотреть мне в глаза. — А потом мы поедем в гости.
— Хорошо, — киваю я, дрожа как листок на ветру.
Я безумно хочу вернуться домой. Запереться в своей комнате, завернуться в теплое одеяло и реветь до рассвета.
— Пойдем со мной, дорогая, — касается моей руки ледяными пальцами.
Вздрагиваю словно от удара.
— Нет, — почти выкрикиваю я и отдергиваю руку. — Я подожду тебя здесь.
— Возможно, это затянется, — начинает юлить он, словно забыв, что минуту назад сказал, что нужно только заскочить и забрать какую-то бумажку. — Что тебе здесь сидеть?
— Не хочу, — стою я на своем, понимая, что точно уйду в истерику, если дядя будет и дальше меня уговаривать пойти в тот дом.
Он тяжело вздыхает и вновь прячет глаза. Этот вмиг потерявший опору под ногами человек так непохож на моего дядю Ильдара, всегда прямолинейного и уверенного в своих словах и поступках.
— Ася, тебе так нравилось бывать здесь в прошлом году. И Олег всегда тебе рад. Что-то произошло?
Мне так хочется все ему рассказать, обнять, расплакаться и попросить увезти меня подальше от этого монстра. Не могу. Слишком мерзко произносить все это вслух. Лучше