мост? С автобазы мы взяли на полтора месяца компрессор (за талоны на бензин) и стали красить мост из пульверизатора. От компрессора идут шланги, каждый метров триста. Мы обматывались этими тяжёлыми, наполненными краской шлангами и перетаскивались с ними с места на место.
Если дует ветер, то, в основном, поливаешь себя, и краска, несмотря на штаны и рубаху, сквозь них вместе с ветром проникает к телу, потому что в краску добавляют бензин, чтобы она хорошо разбрызгивалась. А ещё очень быстро рвётся одежда.
В очках работать нельзя, потому что очки тут же заляпываются краской. В душе смыть краску нельзя.
Прежде чем лезть под душ, оттирали краску керосином.
Со шлангами тоже целая история.
С одной стороны, возни с ними много: после работы их надо продуть, иначе придётся выбросить, так как краска внутри за ночь засохнет — мы вызывали тепловоз продувать. С другой стороны, шланги нельзя было оставить на ночь: в то время они были диковиной, и местные жители растащили бы их за минуту. Целый час приходилось собирать и прятать, а утром перед началом работы опять затягивать на мост.
— Па! Ты всё спишь и спишь. Проснись на минуту. Я спросить хочу. Он открыл глаза.
Вадька стоит, припав на одну ногу.
Фигура у Вадьки — его, и душа — его. От Веры только цвет глаз — тёмный, а форма — его, Евгения.
— Что ты хочешь спросить? — улыбнулся Евгений. — Буду я жить или не буду? Не бойся, мы с тобой ещё сыграем в пинг-понг. Ты как меня нашёл?
— Женщина позвонила, дала мне адрес.
— Мать знает?
— Нет, она спала. Почему ты не позвонил мне? Вот же телефон, и ты в сознании!
— Сам видишь, я всё сплю. Ты же меня разбудил, так?
Вадька недоверчиво смотрел, и губы его чуть кривились.
В детстве он никогда не плакал, только кривились губы.
— Ну, я пойду, спи, — сказал Вадька. — Завтра приду.
— Приходи.
Лишь детей не коснулась заморозка, заледенившая его на тридцать лет — когда он видел их, пробуждались чувства и мысли.
Через пару месяцев Вадька оканчивает школу, ему бы в университет! Голова на месте. А чем платить?
Статуса нет. Документы на политубежище лежат в соответствующей организации уже тьму лет без движения. Право на работу есть — пожалуйста, вкалывай, а вот медицинской помощи или какой другой, извините…
Дети и не американцы, и уже не русские, они выросли тут, у них американский менталитет, как здесь говорят. Но никаких американских льгот им не положено. И, как иностранцам, никакой помощи не положено.
Вадька принёс запах дома — дыма от сигарет, крепкого чая, разогретого хлеба.
Дома сейчас царство спящих: Вера ещё спит, и Варвара спит.
Варвара после школы валится спать, чтобы ночью балдеть под музыку.
Один Вадька бродит по дому, ест булки, колбасу, если колбаса есть, садится делать уроки.
— Подожди, Вадька, — запоздало зовёт Евгений. — Я не звонил, чтобы не волновать тебя.
Вадька уже не может услышать его, и Евгений закрывает глаза.
Появление Вадьки в его Прошлом осторожно отодвинуло Прошлое вглубь: потерпи ещё в своей тьме, дай рассмотреть Сегодня: когда началась эта его авария?
За девять лет Америки Евгений впервые остановился в своём движении.
Таксистом стал не сразу. Сначала были планы и беготня. Он хотел организовать совместный бизнес Америки и России. Хотел помочь России выбраться из неуважения к личности. В Америке, ему казалось, главное — человек.
Уезжал потому, что разгромили компьютерную мастерскую.
Компьютерную мастерскую они создали вместе с Михаилом. Заняли кучу долларов и начали чинить компьютеры. А ещё писали программы — заводам, институтам, банкам. Половину занятого отдали быстро, а тут к ним и нагрянули…
В тот день они с Мишкой праздновали победу. Больше месяца не могли понять, как доделать одну из программ, и наконец сообразили. На радостях купили торт, заварили крепкий чай. Тогда он ещё хотел правильной жизни: не курил, ночами спал.
Вошли трое без лиц. На глаза опущены форменные шапочки. Забрали чужие компьютеры, деньги и пригрозили: ещё раз увидят здесь, загонят, куда Макар телят не гонял.
Дымил чай, по блюдцу рассыпались орехи с верхушки торта, они с Мишкой стояли плечо к плечу, смотрели в жёлтую, захлопнувшуюся только что дверь.
Пулю — в лоб, верёвку — на шею, газ — в нос.
Если бы не дети… У Михаила — трое, у него — трое.
Их не били. Их уничтожили.
Компьютеров в ремонте было пять. Каждый стоил 1500–2000 долларов. И того десять тысяч! Да ещё нужно отдать восемь за помещение, которое они выкупали потихоньку.
Первым пришёл в себя Михаил:
— Продаём эту халупу. За неё возьмём всю сумму. Нам она досталась фактически задарма. И я мотаю отсюда.
— Куда?
— На Алтай. В глушь. Ноги моей больше в Москве не будет. Поставлю дом, буду растить хлеб и кашу, — он усмехнулся. — Не вздумай пустить слабину, Женька. Из-за фашистов мы с тобой не подохнем, нет. — И вдруг Михаил, тихий, уравновешенный Михаил, заколотил своими пудовыми кулаками по двери. — Идиот, идиот! — вопил он. А когда появились чуть заметные вмятины и кое-где трещины в краске, бросил руки вдоль тела и сказал спокойно, чуть лениво, словно только что проснулся: — Чтоб ещё раз в этой стране чему-нибудь поверил… Демократия ё… — ругнулся он, хотя в жизни не ругался и мата терпеть не мог. — Опять мы попались, как мыши в ловушку.
Только теперь пришёл в себя Евгений. И захохотал, как не хохотал никогда в жизни.
— Ты чего? — уставился на него круглыми глазами Михаил. — Того? Свихнулся? Тронулся?
— Ёлки… — сквозь хохот прорвалось слово.
— Какие ёлки?! О чём ты? На! — Михаил протянул ему свою чашку с чаем. — Выпей и прекрати истерику. — А когда Евгений выпил, приказал: — Ну, теперь выкладывай, что за ёлки.
— Помнишь, я работал в НИИ программистом? Работа что надо, и я был в порядке.
— Ну, помню.
— Помнишь, почему я оттуда ушёл?
— Ты не распространялся. Сказал «ушёл, и точка».
— Должна была приехать в НИИ правительственная комиссия. И нас, мужиков, послали в лес рубить ёлки.
— Что, Новый год был?
— Прям Новый год. Лютый февраль.
— Тогда зачем?
— Чтобы натыкать на площадке перед входом, прямо в снег.
— Зачем?
— Ты меня спрашиваешь? Я подал заявление в тот же час. Так и написал: «Не хочу участвовать в создании бутафории». Больше я туда на работу не вышел, а трудовую книжку забрал через месяц, когда устроился в турбюро — возить экскурсии по Золотому кольцу.
— А
