крохой рядом с ним. Приходится поднять голову, чтобы смотреть в лицо, которое сейчас выражает самодовольство.
— А что происходит с девочками, которые плохо себя вели? — спрашивает Герман и ставит ладони по сторонам от моего тела.
Мучительно думаю, что ответить, но он не ждет ответа, подхватывает меня за талию и усаживает на подоконник. Встает вплотную, вынуждая меня развести ноги. Платье предательски задирается. Чувствую, что заливаюсь краской, скольжу руками по подолу, пытаясь его одернуть. Не выходит. Растерянно смотрю на Германа и сталкиваюсь с его горячим хотящим взглядом.
Он гладит меня по щеке и проводит большим пальцем по губам. По спине пробегают мурашки. Я кожей чувствую его желание, и внизу живота начинает тянуть. Это какое-то противоестественное возбуждение, но сопротивляться ему у меня не выходит. Тимур давно не смотрел на меня такими вожделеющими глазами.
Герман стискивает в кулаке волосы на затылке и слегка тянет назад, заставляя запрокинуть голову. От него невероятно вкусно пахнет. Я плавлюсь от его близости. Нет. Это неправильно. Так не должно быть. Откуда эти непрошенные ощущения? Он подавляет, но сдаваться на его милость… приятно?
Он наклоняется и целует меня. Медленно и с удовольствием. Ощущаю его язык, требовательно проникающий между зубов. Целуется он безумно классно. От возбуждения начинает кружиться голова. Не знаю, как прогнать это чувство! Я уже и не помню, когда мы с Тимуром последний раз целовались взасос. Последний год чуть ли не только в щеку.
Герман отпускает мои волосы и скользит руками по бедрам вверх, еще сильнее задирая платье. Я не готова. Я не хочу!
— Нет, Герман, — голос пищит. — Не надо.
Он как не слышит. Подняв мое платье почти до талии, он подцепляет пальцами резинку стрингов. Затем разрывает поцелуй и произносит на ухо, опаляя дыханием кожу:
— Девочек, которые плохо себя вели, Виктория, наказывают.
Из его уст это звучит сексуально, а не грубо. Я ведь понимаю, что он имеет ввиду. И маленькая предательская часть меня хочет быть наказанной. Но есть другая, основная, которой претит заниматься сексом с незнакомым мужчиной в первую же встречу. К тому же… Есть внутренний стопор. Я все еще замужем и буду ощущать себя изменницей. Не хочу уподобляться Тимуру.
Герман целует меня в шею, и по коже волнами расползаются мурашки. Даже на руках. Его желание, направленное на меня, словно лазером прожигает все увеличивающуюся пробоину в моей обороне. Решительно упираю ладони в мощную грудь и пытаюсь оттолкнуть Германа, но у меня закономерно ничего не выходит.
— Я же сказала, это не то, что вы подумали, — собираю в кулак всю свою волю и стараюсь говорить твердо. — Я вышла за телефоном. Хотела маме позвонить.
Герман отлепляется, но не отходит. Всматривается мне в глаза с улыбкой, которая так и говорит: «да неужели!».
— В темноте. Ты искала свой телефон в темноте, — произносит он и показывает глазами на гаджет, который я так и сжимаю в руке. — Ну раз нашла и маме срочно нужно позвонить, сделай это.
Его коварная улыбка поднимает во мне волну трепета. Не думала, что он потребует подтверждения. Засада! Мама рано ложится. Спит давно и видит десятый сон. Не хочу ее будить и пугать. Мы давно не созванивались, и звонок от меня в такой поздний час она воспримет, как сигнал бедствия.
Нехотя поднимаю руку с телефоном. Черт. Только бы сел, пожалуйста. Только бы он умер, пока Герман тут меня зажимал! Пытаюсь разблокировать — слава Богу, не получается.
— Ну вот, он сел, Герман, — выговариваю грустным голосом. — Зарядник найдется?
Он усмехается.
— Естественно, — забирает у меня телефон и возвращает на подоконник. — Он находится в моей спальне.
Намек на то, что для этого мне придется раздеться?! Да что ж он ведет себя, как озабоченный?
— Тогда пусть мой телефон так и валяется мертвым, — выговариваю едко. — А теперь позвольте мне слезть с подоконника. Я пойду спать.
На его лице снова расплывается улыбка. На этот раз заговорщическая. Замираю в ожидании того, что он выкинет дальше. Еще одного штурма поцелуями я не выдержу.
Он несколько мгновений ничего не делает, а потом берет меня обеими руками за талию и переставляет на пол. Поспешно одергиваю платье.
— Спасибо, Герман, — язык плохо слушается, его действия меня ошарашивают в хорошем смысле. Тимур бы на его месте не внял моей просьбе. — Спите спокойно.
— И тебе пушистых снов, красавица, — мурлычет он. Кивает на дверь.
Почему мне страшно поворачиваться к нему спиной? Но выбора нет. Если я хочу уйти с этой чертовой кухни и наконец спрятаться в спальне, мне просто надо туда пойти.
Мы снова расходимся у двери, как и в прошлый раз. Опираюсь спиной о створку. Ох уж этот Герман. Надо признать, он умеет вести себя, как джентльмен, и вызывает у меня все больше вопросов и сомнений.
Прохожусь по комнате и усаживаюсь на кровать. Матрас приятно пружинит. Не удивлюсь, если он из тех, которые форму тела сохраняют или вроде того. Как назло, внезапно наваливается усталость. Я с самолета на ногах, это дает о себе знать. Невыносимо хочется прилечь, расслабить утомленное тело.
Взбиваю пушистую подушку, пристраиваю у изголовья и не раздеваясь усаживаюсь к спинке кровати. Упорно думаю о том, чтобы не уснуть. Просто придется выждать подольше, пока Герман угомонится, и я снова попробую сбежать.
* * *
Просыпаюсь внезапно и спохватываюсь, что доспала до утра. Почти сваливаюсь с кровати и добираюсь до окна, чтобы наверняка удостовериться, хотя я и так определила, что на улице светло. Серое высокое небо светлеет над карнизом крыши, солнечный свет сквозь тучи похож на расплавленное масло.
В душе разливается уныние. День. Уже не удеру. Телефон сел, и зарядить негде. И Герман наверняка дома… Не хочу выходить из комнаты, чтобы снова с ним не столкнуться. Приближаюсь к туалетному столику посмотреться в зеркало и замечаю на столешнице сложенный домиком лист бумаги. Это что, записка?!
Открываю. Действительно записка. «Привет, сладкая. Уехал по делам. Вернусь в двенадцать. Позавтракай. Чем — найдешь в холодильнике. Как вернусь, поговорим о важном».
О чем это еще? Ах да, мое бедственное положение. Накатывает досада, что я таки вырубилась ночью. Да не хочу я ничего обсуждать! И завтракать не буду. Пока его нет, надо валить.
Решительно выхожу из комнаты и направляюсь прямиком на кухню. Телефон так и лежит на подоконнике — какая удача! Беру в руки. Заряжен?! Этот Герман однако полон сюрпризов! Что ж, тем лучше для меня, хотя
