– Ну, сначала думала, может, изредка встречаться будем, потом, конечно, я захотела продолжить знакомство. Но я ни в чем не притворялась! Зато он в душу влез в грязных ботинках и все нижнее белье переворошил! И обманул! Лжец паршивый!
– Ты про бабу? – догадывается Катя. – Ну, может, это случайная какая. Залетная, так сказать. От такого перца трудно ждать целибата. Где-то ж он секс должен брать.
– Кать, это не волосок на подушке, и не забытая сережка! Это, блин, целый уходовый комплекс, которому отвели полку в шкафчике! И записка на холодосе. Это прям официальное заявление прав на свою территорию!
– Ну, может, мать у него бывает…
– Крем для молодой кожи, Катенька, для молодой! Давай не будем про это, меня прям трясти начинает. Даже если не женат, все равно соврал. А если это крайне молодая мама, родившая его до своего рождения, судя по всему, мог бы объяснить!
– А то ты бы стала слушать, – хмыкает подруга. – Ладно, тебе виднее.
– Точно. Кажется, мне пора еще раз повторить. Я на нервах даже водку не почувствовала.
– На работе-то как? Отстали от тебя местные ленивые сучки? – Катя не стесняется в выражениях, так как полностью солидарна с моим их определением.
– Отстали. В то же утро и огребли. Я только в офис зашла, пальто расстегиваю, и подваливают две скорпионихи. Видят: платье вчерашнее, макияжа нет, на шее засос. Одна и спрашивает сладеньким голосом: «Ну что? Помог наш подарок?» А я на взводе. Отвечаю: «Еще как! Вот решила вам квартальную премию выдать анальными пробками без вазелина!» Вторая от растерянности уточнила: «А почему без вазелина?» Я как рявкну: «Вазелин еще заслужить надо!» Их как ветром сдуло. Теперь шушукаются только между собой, ко мне не лезут.
Катюха ржет.
– Ты ж терпеливая так-то, не ожидали, походу, что в собственную лепешку наступят.
Отмахиваюсь. Чего про них говорить. Курицы и есть курицы. Надоели.
– Ну, хочешь, я у Коршунова спрошу про него? Аккуратненько, – меня умиляет, что даже спустя столько времени, Катя зовет своего мужа по фамилии. Один раз только слышала, как она его Киром назвала, после чего он как-то быстро засобирался с вечеринки и Катюху с собой упер.
– Знаем мы твое «аккуратненько», – ворчу я. – Не надо ничего спрашивать. Я сама сначала хотела тебя попросить, а потом думаю, зачем? К чему? Все сказано уже. Да и я вроде успокоилась. Ну как, перестала дурить, скажем так.
– И как ты дурила? Колись! Хочется убедиться, что не я одна с прибабахом.
– Ну, таких экстримов, как ты, я не устраивала, – усмехаюсь я. – Ни побегов из теплой постели, ни отъездов за границу, у меня все по классике. Прорыдав пару ночей напролет и окончательно опухнув от слез, в пятницу я, нарядившись как королева с макияжем по последним трендам от бьюти-блогера, по совместительству невесты Ленчика, я поперлась в «Амандину».
Катя смотрит на меня сочувственно. Сама знаю, что дебилизм полнейший.
– И вся такая торчала у барной стойки в надежде, что Никитин придет и увидит, какая я сногсшибательная, впечатлится и поползет за мной на коленях, а я его отвергну и гордо уйду. Лучше б он, конечно, пришел прям меня искать и каяться, но и, если бы случайно заглянул, меня бы тоже устроила. Я просиживала жопу в «Амандине» все выходные, Никитин не нарисовался, зато собрала каких-то придурков, которые решили, что я таскаюсь в кафе, чтоб кого-нибудь подцепить.
– И ты такая вся цаца нарядная, красивая, собиралась ему отвергать, а бельишко, небось, надевала самое развратное, – понимающе тянет подруга.
– Угу, – понурившись киваю я. – Еще несколько дней бесилась потом и злилась на себя, надо из головы Никитина выкинуть, а я все пережевываю, да передумываю, как бы было… Если б да кабы…
– Ну, ясно. Втрескалась ты, – подытоживает она.
– Паршиво, но да, – опять не чувствуя вкуса, залпом допиваю коктейль и мрачно хрущу стебельком сельдерея, которым было украшено пойло.
– Надо все пять стадий пройти: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие, – со знанием дела говорит Катя. – Ты сейчас где топчешься?
– Депрессия.
– М-да, а на вчерашнем девичнике ты вроде нормалек была. Хреновая я подруга, даже ничего не заметила, – сокрушается Катюха.
Я мрачнею еще больше, вспомнив вчерашний девичник.
Нет, сам сабантуй прошел отлично, только вот пока мы ждали у входа в Спа-центр опоздавших девчонок, я увидела Никитина. Он стоял ко мне лицом и разговаривал с какой-то девкой в песцовой шубке. И так был поглощен этой песцовкой, что, когда скользнул по мне взглядом, не узнал, или не захотел узнать. Я отвернулась, чтобы не видеть, из этой по сути дорогой бани они выходят или наоборот туда идут, и поскорее зашла внутрь, пока не разрыдалась.
– Повторите мне еще.
Глава шестнадцатая
Розы были очень красивыми. Белые плотный и влажные бутоны, которые пахли, как им и полагается природой. Только букет вышел неимоверно тяжеленным, и оттягивает мне руки, а я все никак не могу прорваться к невесте, чтобы ее расцеловать и вручить ей цветы. Радуюсь, что отказалась ехать со всеми фотографироваться по всем памятным городским местам, отговорившись работой.
Можно было бы отпроситься, конечно, но я как представлю себе это многочасовое мотание по пробкам, толкучку среди других брачующихся, и все это в тоненьких чулках и этой цветочной махиной на перевес… Нет, решение приехать сразу в ресторан было грамотным.
Толпящиеся гости меня угнетают, такое ощущение, что Наташа позвала на свадьбу всех, с кем была знакома хоть немного, включая наших одноклассниц, с некоторыми из которых мы не виделись лет пять-шесть, а с некоторыми и еще б столько же не видеться.
Особенно это касается Жанны Пузиковой. Сейчас она уже не Пузикова, а вроде Лобова, но на последней встрече выпускников она все никак не могла угомониться и, припив, плевалась ядом в мой адрес. Вся моя вина была в том, что в одиннадцатом классе, Рогов ее бросил и начал за мной ухлестывать. Причем безуспешно. Все быльем давно поросло, а она никак не успокоится. Неужто Жанка все по Рогову сохнет? Он тоже, кстати, тут. Уже подваливал на предмет не жалею ли я, что тогда пренебрегла таким сокровищем?
И Рогов, и Пузикова-Лобова давно окольцованы и детны, так что, чего им неймется, в душе не скребу.
По фойе ресторана скачут и щебечут молоденькие девчонки, две родные сестры Наташки и еще несколько девиц со стороны жениха. Они живо обсуждают, кому важнее поймать букет невесты, и мне становится совсем тоскливо.
Как бы так в момент бросания из зала смыться?
Сто пудов, все вокруг начнут меня выпихивать в шеренгу ловцов, как засидевшуюся в девках. Это в двадцать прикольно счастья попытать, а в двадцать семь немного унизительно. Все подруги у меня замужем, так что я там одна буду не первой свежести. Я бы с большим удовольствием понаблюдала за поведением потенциальных жертв – женихов.
Сколько раз на свадьбах была, столько раз наблюдала эту картину.
Как только объявляют, что сейчас будет трехочковый, парни, чьи девушки идут ловить букет, сбиваются в стайку, подбадривают друг друга и за шуточками пытаются скрыть легкую панику. А когда букет пойман, счастливчики, избежавшие морального прессинга на ближайшие месяцы, сочувственно хлопают несчастного по плечам, а сами облегченно выдыхают. Теперь до следующей свадьбы можно жить.
Уже озверев от невозможности расстаться с букетом, и какого черта я выбрала такой дорогой и огромный, оглядываюсь, где можно прислониться, не нарвавшись на неприятных персон.
Вижу мелькающий белый атлас невестиного платья где-то впереди и робкими шажками продвигаюсь в ту сторону, стараясь не испортить кадр всем, кто фотографируется.
Платье у Наташи – писк. Все как она и хотела, чтоб на торт было похоже, а прическа – на ананас. Серьезно, я не шучу. Она так и объясняла парикмахеру, что от него требуется. Наташа закончила исторический и тяготела к рококо.
Катька, когда мне звонила днем во время всех этих их переездов от памятника к памятнику, сказала, что, по крайней мере, им легко было найти свою невесту в толпе других бабцов в белых платьях, решивших бракосочетаться в этот же день.
