Ант тихо засмеялся.
— Осталось подобрать самое неромантичное место для встречи.
— Не чувствуешь себя полной сволочью? — уточнила я. — Что, расставшись с одним соавтором, тут же начинаешь обхаживать другого?
Ант закашлялся.
— Тебе не кажется, что даже у твоей откровенности должны быть границы?
Я фыркнула.
— С чего бы? Вот уж нет. Мы не владеем телепатией, Ант. Единственный способ — всегда вслух говорить обо всём, что важно. Откровенно. Как вообще может быть иначе?
Молчание.
— Я привык немного к другому, — не сразу ответил Ант. — К тому, что свои слова нужно очень тщательно фильтровать, чтобы не обидеть самого близкого тебе человека. Что от одной-единственной фразы бывают слёзы, шторма, шок и отвращение, и ты должен носить маску, которая прирастает к лицу. Что иногда приходится скрывать себя настоящего.
— Бессмысленно, — произнесла я без колебаний. — Черты лица проступят на маске всё равно.
— Поверь, я очень хорошо научился маскироваться.
— Пфф. Меня ты не обманешь.
— Проверим? Послезавтра.
По телу вдруг прошла лёгкая дрожь. И вовсе не от холодной скамейки.
— Я не уверена, — тихо произнесла я. — Знаешь, ты всё-таки наверняка понабрался от Лены приёмчиков за эти девять лет. И если меня шарахнет так, как тебя от неё когда-то, а потом ты куда-нибудь денешься, может выйти неловко.
Мы молчали по обе стороны трубки. В полной тишине падал снег.
— Поступим так, — произнёс Ант наконец. — Послезавтра в шесть вечера я буду на площади трёх вокзалов. Знаешь выход из метро, где колоннада лицом к площади?
— Ага.
— Ну вот там. С шести до семи.
— Замёрзнешь ведь.
— Пфф. Я всё ещё в свитере. Полёт нормальный.
Моё сердце замерло. Послезавтра в шесть…
— А если ты не успеешь? Если тебя задержат дела?
— Документы я подпишу с утра. А потом… что ж. Уйду раньше.
— С защиты докторской?
— Ага.
Я поперхнулась.
— Нет, ты точно псих. И меня это пугает.
— Это тонкий расчёт, — серьёзно сказал Ант. — Ты будешь думать, что я сбежал с защиты докторской, чтобы выпить с тобой кофе, и не сможешь не прийти, терзаемая муками совести.
— Тоже решил быть откровенным? У тебя неплохо получается.
Негромкий смех.
— Спокойной ночи, Рэйн. И… ещё минута откровенности?
— Валяй, — вздохнула я.
— Мне правда интересно с тобой встретиться. Подружиться. Написать вместе, обсудить любимые сериалы, погулять по заснеженным бульварам. Выпить кофе. Заморочить тебе голову… немножко. Но…
— Ясно, — прервала я. — Можешь не продолжать. Планов на серьёзные романтические отношения у тебя нет. Только чуть-чуть флирта с соавтором и влюблённость, которая тебе льстит. Потому что у тебя накрылась любовь всей твоей жизни, и теперь ты несчастная выздоравливающая после тяжёлого разрыва овечка, и мне надо думать о твоих чувствах, а не о моих.
— Твой такт, как всегда, безупречен.
— А когда было иначе?
Ант вздохнул.
— Чёрт. Мы слишком любопытны. Нормальные люди тут же шарахнулись бы друг от друга с первой космической скоростью. Причём оба.
— Ещё не поздно.
Хмыканье.
— Вот ещё. Я неотразим.
— Это ты меня ещё не видел.
— А хотел бы, — негромко сказал мой соавтор. — Очень.
Снег бил в глаза, заволакивая ресницы. Послезавтра мы будем стоять под ним вместе.
Или всё-таки сбежать? Ведь если я поверю в истинную любовь, в то, что мы подходим друг другу, а потом ничего не получится, мне придётся жить с этим и знать, что я ни с кем никогда не буду так счастлива.
Чёртовы писательские мозги, которые сами придумывают себе историю. И бежать уже поздно.
Один-единственный миг, в котором мы впервые увидим друг друга.
Каким он будет?
Глава 7
Следующий день пролетел, как один сплошной дедлайн. Мы с Антом вкалывали шестнадцать часов, и романтическое напряжение, связавшее нас под ночным снегопадом, растворилось в тексте. Словно сговорившись, мы отложили любовную линию в сторону и сконцентрировались на проработке мира.
И тут уже оторвалась я: с детства не любящая длинных скучных объяснений, я каждые полчаса обвиняла Анта в занудстве и беспощадно резала его текст, скидывая лишнее в жёлтые страницы справочного кодекса к игре, который никто никогда не будет читать, кроме самых упёртых фанатов. Нет уж. Моя история будет интересной, и ни один чёртов гений со своим видением мне в этом не помешает. Я тиран и деспот, сидящий у компьютера в дорогом лифчике и шёлковых шароварах, и я пущу в ход все способы, чтобы добиться своего. Бойся меня, соавтор.
Хотя в постели, ехидно подумала я, я бы предпочла совсем другой расклад. Передавать контроль куда интереснее, чем придумывать что-то самой.
Впрочем, судя по отрывистым репликам Анта, с каждым часом становившимся всё мрачнее, связанные запястья мне не грозили. А зря.
Да и не до них мне было. Закончив последнюю сцену, не попрощавшись и даже не почистив зубы, я рухнула на кровать рядом с котом и немедленно уснула, завернувшись в одеяло. Кот тыкался носом и требовал шестой кормёжки за день, но я пробормотала что-то вроде «кто не соавторит, тот не ест», и отключилась окончательно.
Меня разбудил звонок телефона. Вот что за безобразие, а, мрачно подумала я, протягивая руку к трубке. По утрам писатели спят, разве не очевидно же? А одиннадцать утра — вообще безбожная рань.
— Ант, иди защищай диссертацию, — сонно пробормотала я в трубку. — Предаваться разврату будем позже.
— Янка, вот тебе совсем делать нечего?
Голос принадлежал Ромке. Нашего замечательного бессменного главы «Иннэйт».
Чёрт. Вот кто мне мешал сначала узнать, кто звонит, а?
— Про разврат я фигурально, — сообщила я, садясь в кровати. — Пока. Ничего не обещаю, может, у меня в планах оргия на весь офис. Тебе чего надо вообще от восходящей звезды этим солнечным утром?
— Того же, о чём ты и подумала.
— Что, тоже разврата? — уточнила я. — Не, Ромка, это в другое окошечко.
Ромка вздохнул.
— У меня с утра была очень вежливая сцена в офисе. Догадываешься с кем?
Я чуть не подскочила в кровати.
Ант хотел с утра приехать и подписать документы…
— Только не говори, что Ант и Лена встретились в офисе, — хрипло сказала я.
— Встретились и всё подписали. Лена предложила задержаться и выпить кофе, но он отказался. И ушли они по отдельности. Слушай, Янка, ты понимаешь, какие деньги нам светят, если Байерс и его «Тера» нас купит? И какие деньги нам не светят, если нет?
— Немец-то тут при чём? — устало спросила я.
— При том, что спрос именно на Анта с Леной. Как Ант сольники будет теперь писать, ещё бабушка надвое сказала, а бренда мы лишимся. А без тандема Антона Знаменского и Лены Вьюжной нам никто никаких инвестиций ни даст. Хочешь вкалывать за прежние деньги, Янка? Или всё-таки хорошего рекламного бюджета, а потом отложить пару-тройку миллионов на пенсию?
— Ну, уговори Анта писать с Леной снова, что ли, — сонно сказала я. — Дай ему денег, например.
Я моргнула, договорив эти слова. Анту — писать с Леной? Снова? Чего это я?
Ну уж нет.
— А вообще зря я это ляпнула, — не меняя тона, произнесла я. — Думаю, им сейчас сильно не до того, чтобы писать вместе. И уж точно не до того, чтобы общаться вообще. Кстати, какого чёрта ты вообще мне об этом говоришь? При чём тут я?
— Янка, не дури. Ант прекрасно много лет писал с Леной. Потом он начинает писать с тобой — и они расстаются. Даже идиот увидит связь и поймёт, что ты приложила к этому руку.
Немножко приложила, подумала я. Но из счастливых отношений не уходят. Основную яму Лена вырыла себе сама, не сделав простой, очевидной и элементарной вещи: выбрать Анта. Его город, его постель, его жизнь.
— И что ты мне предлагаешь? Отказаться от проекта? Всё, поезд ушёл.
— Я предлагаю тебе триста тысяч.
Я моргнула.
