этих прикосновений по телу пробегает сладкая дрожь неясного предвкушения, и в животе делается жарко и пусто…
Слезы кончились, и слова кончились, Александра уже просто всхлипывала, не в силах оторваться и сделать шаг назад. Какой там шаг, когда коленки подкашивались, а в кольце теплых рук было так уютно и надежно, так хорошо, как нигде и никогда не бывало. Словно именно здесь ее место, только ее и ничье больше. Совсем рядом перед ее глазами в вырезе футболки маячила крепкая шея, и на этой манящей шее в такт сердцу – ее, его, не разберешь – билась жилка. Все быстрее, быстрее… Хотелось, просто до умопомрачения хотелось прижаться к ней губами, уловить ее биение, и целовать… целовать…
Александра качнулась, буквально впечатавшись потяжелевшей грудью в его мгновенно напрягшееся тело. Он шумно втянул носом воздух и…
И все изменилось. Словно вулкан прорвало, и хлынула лава, сметая все на своем пути. Объятия больше не были дружескими, нет… Он стиснул ее так, что даже оторвал от пола, и ее ноги болтались в воздухе. Обмирая от предвкушения, Александра запрокинула голову и напоролась на взгляд потемневших глаз. Волна жара прокатилась по коже, остро полоснуло желанием. Она облизала губы, и тут же их накрыло его ртом. Горячим, жадным, желанным до одури… Сердце колотилось гораздо выше, чем ему полагалось, то ли в горле, то ли в голове. Скорее всего в голове, потому что оттуда разом исчезли все мысли, кроме одной: «Только б он не останавливался…»
А он и не думал. Поцелуй был жестким, собственническим… Он сводил с ума, мутил голову, погружая в сладкий чувственный дурман. Она даже не заметила, как он поставил ее на пол. Его руки блуждали по ее спине, спускались ниже, поглаживали бедра, поднимались, все ближе подбираясь к груди… Александра словно пьянела от умелых жадных прикосновений, дрожала от предвкушения чего-то невозможного, невероятного, упоительного, позволяя ему делать все, что он хочет. Низ живота наливался колючим жаром, под кожей вспыхивали и гасли искры…
– Люблю тебя… – то ли подумала, то ли прошептала она.
И сразу все кончилось, будто кто-то нажал на клавишу «Стоп». Константин Павлович окаменел, резко отшатнулся. На лбу блестели капельки пота, лицо исказилось, как от боли. Он убрал руки, и Александра качнулась, едва устояв на ногах.
– Прости, – произнес он сквозь зубы, развернулся и быстро ушел.
Затем вдалеке хлопнула дверь кабинет, щелкнул замок.
Ноги не держали, тело ломило от возбуждения. Александра растерянно опустилась прямо на пол, потрясла головой, чтобы прийти в себя.
Что это было? И… почему? Он ее опять… отверг? Кажется, она призналась ему в любви. Александра едва не застонала от жгучего стыда. Господи, какая же она дура. Два раза наступить на одни и те же грабли – это проверка. А трижды – уже полный идиотизм! Но ему же нравилось с ней целоваться, желание изобразить невозможно. Да и незачем! Равнодушные так не целуются! И не обнимают…
Стыд сменился злостью, Александра поднялась и решительно зашагала в свою комнату. Больше она к нему не прикоснется. Никогда и ни за что. Нет ничего более жалкого, чем девушка, которая вешается на шею мужчине, которому она не нужна.
Глава 7
– Нам нужно поговорить.
Наверное, впервые она видела Константина таким серьёзным и взволнованным. Что-то внутри дрогнуло. Нежность? Или просто плохое предчувствие? Александра на мгновение задержалась у двери.
– Я не знаю, как тебе сказать… – он отвел взгляд. – Это…
Что?! Он хочет обсудить события вчерашнего вечера? Нет, спасибо. Ей хватило унижения. Александра не желала слушать. Она и так знала, что он скажет. Они чего-то там не должны, сейчас не время для отношений… Или еще какую-нибудь дикую чушь, не имеющую с истинной причиной ничего общего.
После того, как вчера они буквально набросились друг на друга, она не сомневалась, что его тянет к ней ничуть не меньше, чем ее к нему. Однако он шарахается от нее как от чумной. И выяснять ту самую истинную причину Александра больше не хотела.
– Мне нужно собираться, – сказала она холодно. – Поговорим после… мероприятия.
На глаза навернулись слёзы. «Мероприятием» было оглашение завещания. До сих пор весь мир словно сидел в засаде: с ней никто не вёл переговоров, никто не предлагал купить или продать парочку заводов. Само наличие завещания их останавливало. Кто знает, вдруг отец сбрендил и завещал всё какому-нибудь фонду?
Только затишье не будет долгим. Уже завтра неё вцепятся все, включая недоверчивого майора Старикова.
– Это очень важно, – он поймал её у входа, развернул к себе и заглянул в глаза.
От этого прикосновения, от запаха чистой мужской кожи, от чуть растерянного взгляда ее бросило в жар, по телу разлилась слабость. И следом тут же вспыхнула злость на себя за свою предательскую реакцию, на него, за то, что рядом с ним она совершенно теряет разум. Хотелось одновременно прижаться к нему и ударить что есть силы. И с садисткой радостью наблюдать, как изменится его лицо, как проступит на четко очерченной скуле красный отпечаток ее ладони. Эмоции были настолько яркими, острыми, противоречивыми, что ей едва не стало дурно. Словно любовь и ненависть сплелись в дьявольский клубок и рвали ее на части.
Александра оттолкнула его.
– Отстань! Сегодня объявят завещание, и я перееду жить домой.
– Аля. Ты не понимаешь…
– Это ты не понимаешь! – выкрикнула она ему в лицо. – Я не могу жить с тобой под одной крышей, понимаешь? Не могу!
Александра выскочила из дому и села в машину.
– Поехали! – сказала она Виталию.
– А Константин Павлович?
Она кивнула в сторону припаркованного возле дома «мерина»:
– Он сказал, что доберётся сам.
В конференц-зале собралась целая толпа народу: какие-то дальние родственники, знакомые, компаньоны и уж конечно – майор Стариков. Разве мог он пропустить такое зрелище? «Впрочем, он совершенно прав, – одёрнула себя Александра. – Кто бы ни был заинтересован в смерти отца, наверняка он или она присутствует сейчас среди собравшихся».
Борис Львович вошёл с большой папкой, и все затихли. Александре на какое-то мгновение стало спокойнее: этот человек вёл
