что…
Меня это бесит. Чертово извращенное лицемерие всего этого. Гости приезжают на ранчо, чтобы отдохнуть, а мы вторгаемся в их уединение, чтобы выложить это в социальные сети, потому что нам нужно заработать на жизнь? Это чушь собачья.
Выражение лица Стида становится серьезным.
― Я не хочу доставлять тебе лишние проблемы, сынок, но, к сожалению, это то, ради чего я тебя позвал. К нам тут опять какие-то девелоперы13 пожаловали.
Я закатываю глаза. Каждые несколько лет какая-нибудь компания из Лос-Анджелеса присылает своих сотрудников в Воскрешение. Они делают предложения и пытаются скупить землю, но мы все говорим им, чтобы они шли нахрен. Ни за что на свете никто не согласится открыть «Sweetgreen»14 на Главной улице.
― Это не обычный ловкий девелопер, ― продолжает Стид. ― Это Деклан Валиант.
Я хмыкаю.
― Этот парень баллотируется в губернаторы?
Я смутно помню, что видел агрессивную предвыборную рекламу в городе и на телевидении. Какой-то влиятельный застройщик с деньгами, который переехал в Монтану из Лос-Анджелеса и думает, что знает, что нам нахрен нужно.
Короткий кивок.
― Он самый. ― Стид поглаживает свои длинные усы. ― Он разослал людей по всему городу.
Это привлекает мое внимание.
― Каких людей?
Стид выдерживает мой взгляд.
― Плохих людей, Чарли. Людей, которые превращают твою жизнь в ад. ― Он сдвигается, вытягивая ноги. ― «DVL Equities» может играть грязно. Деклан присылает парней из Монтаны. Парней, которые угрожают и запугивают. Они приходят поговорить с тобой, заключить сделку, но, если ты отказываешься, они берутся за тебя. Выясняют, сколько ты должен, какие у тебя проблемы, и вмешиваются. Могут поговорить с твоим банком. Могут угрожать. Могут отправить в путешествие по реке. В любом случае, это чертово дерьмо.
― Мне стоит беспокоиться?
― Я пытаюсь это выяснить. Когда пообщаюсь с людьми, я дам тебе знать. ― Стид морщится, откидываясь в кресле. Я наклоняюсь вперед и помогаю ему натянуть одеяло на ноги. ― Я говорю тебе это не для того, чтобы ты сдался. Я говорю тебе это, чтобы ты воспринял это всерьез, партнер. Чтобы ты был готов.
― Насколько готов?
Он задумался.
― Думаю, дробовик и хорошая охрана не помешают.
― Черт. ― Я провожу ладонью по щеке, пытаясь унять тревогу.
Это будет настоящее дерьмо.
Я снова задаюсь вопросом, во что я втянул своих братьев. Если видео принесет вред ранчо, если мы не сможем выплатить кредит, если девелоперы пронюхают о наших проблемах… У меня нет плана, как выбраться из этой передряги. Такое ощущение, что все вокруг рушится. А если мы потеряем ранчо…
Камень в моем горле превращается в валун.
― Убирайся отсюда, парень, ― с ухмылкой говорит Стид, когда к нему подходит медсестра. ― Ты не захочешь это видеть.
Я встаю со стула и пожимаю ему руку.
― Спасибо за совет, Стид.
― Не забывай, что на следующей неделе у нас семейный сбор, ― кричит он мне вслед своим рокочущим голосом. ― Собери парней, и мы придумаем, как все исправить.
Я ругаюсь под нос и направляюсь к лифту. Меньше всего мне хочется сидеть у костра с братьями и рассказывать им, что мы в полной заднице. Они не должны больше беспокоиться обо мне. Я втянул их в этот бардак, и это моя чертова работа ― исправлять его.
Блядь. Что еще может пойти не так?
Я получаю ответ на этот вопрос чертовски быстро, когда выхожу из лифта и врезаюсь в мягкую стену солнечного света.
― О боже, мне так жаль.
Я опускаю глаза вниз, откуда доносится звонкий щебечущий голос.
На полу в вестибюле Руби собирает свою сумочку, которую уронила во время нашего столкновения. Не в силах остановиться, я скольжу взглядом по ее телу. Длинные загорелые ноги. Губы, похожие на бутон розы. Стройные бедра. Упругая попка, едва прикрытая очередным чертовым сарафаном. На этот раз лавандового цвета.
Она поднимает глаза и ахает. Ее голубые глаза распахиваются, когда она смотрит на меня, прежде чем вернуться к своим вещам.
То, что она стоит передо мной на коленях, сводит меня с ума. Не говоря уже о моем либидо.
Я опускаюсь рядом с ней. Мой взгляд задерживается на ее вещах. На экране мобильного телефона высвечивается пять пропущенных вызовов. Оранжевая баночка с таблетками катится по блестящей плитке.
Резкий вопрос срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановиться.
― Что ты здесь делаешь?
― Я… ― Ее розовый рот открывается и закрывается. ― У меня анемия, ― тихо говорит она, хватая баночку с таблетками, прежде чем я успеваю хорошенько ее рассмотреть. Я впервые вижу ее взволнованной.
Я хмурюсь, когда мы встаем.
― Это плохо?
Она заправляет за ухо длинную прядь золотисто-розовых волос.
― Все в порядке. Не то чтобы это тебя касалось. ― Она перекидывает сумочку через плечо. ― Что ты здесь делаешь?
Я скриплю зубами, раздраженный ее комментарием. Она права. Это не мое дело, так какого хрена меня это беспокоит?
― Навещал друга, ― говорю я ей. ― У него рак.
― Ох. ― Прикусив нижнюю губу, она поднимает на меня глаза. ― Мне так жаль, Чарли. ― От того, как она это говорит ― с неподдельной искренностью, ― у меня в груди поселяется странная боль.
Я открываю рот, чтобы ответить, но она перебивает меня.
― Увидимся, Ковбой, ― говорит она, одаривая меня милой улыбкой, и, черт побери, от этого у меня внутри все переворачивается. Она делает шаг к двери, останавливается, затем поворачивается и смотрит на меня через плечо. ― Кстати, я решила задержаться в Воскрешении.
Потом она уходит, выпорхнув за дверь на яркий солнечный свет, а я стою здесь, как идиот, и смотрю, как подол ее сарафана развевается на ветру.
Черт побери.
Спустя долгую секунду я сдаюсь, и выбегаю вслед за ней.
Руби
Я лгунья.
У меня нет анемии, но я запаниковала, и это была первая мысль, которая пришла мне в голову. Только так можно было объяснить маленькую оранжевую баночку, катившуюся по кафелю.
Отличный способ начать отношения, даже если пока они состоят только из взглядов и ворчания.
Но что я должна была сказать Чарли? Правду? О том, что мое сердце остановится в скором будущем? Что я бегу, потому что никогда не жила полной жизнью?
Правда в том, что с самого моего рождения мне говорили, что, скорее
