ковыляет прочь.
Я отстраняюсь от Чарли, и мы заканчиваем путь до здания «Магазин на углу».
Внутри он представляет собой самое причудливое зрелище, которое я когда-либо видела. «Магазин на углу» напоминает какую-то ковбойскую лавку с ярко-оранжевыми стенами и старыми газетными вырезками 1980-х годов.
Кассовый аппарат с бумажной лентой. Прилавок с наживкой и снастями в задней части. Патроны на книжной полке. Хорошо укомплектованные полки с бакалеей и холодильники с разнообразными напитками.
― В подвале есть самогонный аппарат, ― говорит Чарли. ― Но я тебе этого не говорил. Пойдем.
Я улыбаюсь и иду за ним в небольшое кафе, расположенное перед прилавком с деликатесами. От аромата свежего хлеба и пастрами, приготовленных на медленном огне, у меня урчит в животе.
― Уайетта здесь нет, ― кричит Чарли, когда из кухни доносится шум. ― Только я, Фэллон.
Из задней комнаты выбегает девушка с длинными густыми волосами цвета карамели. Она выглядит знакомой, но я не могу ее вспомнить. На ней рваный фартук, а хмурый взгляд не уступает Чарли. В правой руке она держит мясницкий нож, который тут же откладывает в сторону. Она бросает на нас с Чарли любопытный взгляд, но ничего не говорит.
― Самый большой рулет с корицей, который у тебя есть, ― говорит Чарли, когда мы занимаем столик в центре зала.
Фэллон исчезает.
Я складываю ладони вместе и кланяюсь.
― Спасибо за экскурсию, Чарли Монтгомери. Ты говоришь почти как местный житель.
Он бросает на меня быстрый взгляд.
― Почему ты думаешь, что я не местный?
― У тебя есть акцент. ― Он слабый, но я узнала, как только услышала его. Медленный южный говор, тягучий, как патока.
― Я из Джорджии, ― говорит он. ― Маленький городок под названием Дикое сердце.
― А я из Индианы. Маленький городок под названием Кармел. Кстати, спасибо за рекомендацию отеля. Он прекрасен, но я не могу жить там дольше, чем одну ночь. Особенно, если я остаюсь в городе. Это слишком дорого.
Он вздыхает, и я задаюсь вопросом, является ли хмурость его обычным выражением лица.
― Тебе не стоит останавливаться в «Йодлере».
― Ну, мне придется. Я собираюсь съесть свою булочку с корицей, а потом вернусь в «Пустое место» и устроюсь на работу.
― Это твой план?
― У меня нет других предложений, ― говорю я, решив быть откровенной.
После прошлого вечера «Пустое место» хочется одновременно как завоевать, так и избежать.
В сумочке пищит телефон. Проклятый Макс. Он уговаривает меня вернуться домой с тех пор, как я сказала ему, что перебралась в другой город.
Не-а. Не получится.
Брови Чарли поднимаются.
― Ты собираешься ответить?
На это я выключаю телефон и смотрю на хмурого мужчину передо мной.
― Итак, ковбой, ― говорю я, широко улыбаясь. ― Чем ты занимаешься?
Он переминается с ноги на ногу, словно это не очень приятная тема.
― У меня ранчо за городом, ― говорит он. И почти про себя добавляет: ― Ранчо, которое держится на последнем издыхании. А ты?
― В прошлой жизни я была менеджером по социальным сетям, ― радостно отвечаю я.
― Отлично, ты одна из них, ― бормочет он, потирая лоб двумя большими пальцами.
― Один из них? Типа инопланетянина или киборга? ― Я наклоняю голову. ― Чарли, ты в порядке?
― Я в порядке.
― Ты уверен?
Его лицо темнеет, губы предупреждающе поджимаются.
― Руби…
― Просто… у тебя вот здесь вена… ― Мои пальцы двигаются у виска.
Он резко вздыхает, на челюсти пульсирует тик, и раздражение омрачает его выражение лица.
К счастью, Фэллон спасает меня от грозящего удушения, поставив передо мной огромную булочку с корицей, покрытую глазурью.
― Вот, пожалуйста, ― шутливо говорит она. ― Ваша дневная норма калорий всего за один прием пищи.
Я невозмутимо придвигаю тарелку к себе.
― Не надейтесь, ни крошки не останется.
Фэллон бросает взгляд на Чарли.
― Ты ходил к Стиду?
Чарли кивает.
― Да. Сегодня утром. Мы все обсудили.
― Хорошо.
Потом Фэллон уходит, не сказав больше ни слова.
― Она была в баре вчера вечером, ― говорю я, вспоминая, что она стучала по музыкальному автомату и ругалась, как матрос. ― Она выглядит грустной, ― говорю я Чарли, крутя на запястье мамин браслет.
― Да. Ну… ― Он проводит массивной рукой по своим темным волосам. ― У нее много забот. Как и у всех. ― Когда я ничего не говорю, он выдыхает, прежде чем продолжить. ― Это младшая дочь Стида, Фэллон. Они владеют этим местом. Она работает здесь, когда не участвует в родео.
Я морщу нос, собирая кусочки воедино. Печаль в глазах Фэллон. Их разговор.
― Стид ― человек, которого ты навещал в больнице?
― Точно. Он продал мне ранчо. ― Я слышу нежность в голосе Чарли. Даже у этого сурового ковбоя есть милая сторона.
― Ранчо, которое в беде? ― Мне нравится это узнавание Воскрешения. Мне хочется, чтобы этот город, этот ковбой, эти люди стали моими друзьями. Я хочу вписаться в это общество, хотя бы ненадолго.
― Это заноза в моей заднице. Я сейчас все ощущаю, как занозу в заднице, и я должен как можно скорее найти решение.
― Я умею находить решения. Иногда людям нужна помощь. Может, тебе нужна помощь?
Судя по его лицу, он не хочет делиться своими проблемами, но есть и другая его часть, которая выглядит так, будто хочет выложить все начистоту.
― Отлично, ― говорит он категорично. ― Из-за одного проклятого видеоролика нас травят в социальных сетях, и наши бронирования стремительно падают. Нам нужно платить сотрудникам и заботиться о животных. Я умру, если мы не сможем этого сделать.
Я вздрагиваю от боли в его словах. От беспокойства, написанного на его суровом лице. Честь. Преданность. Они что-то значат для этого человека. Я уважаю это. Чертовски сильно.
Чарли хлопает ладонью по столу.
― Даже не знаю, зачем я тебе все это рассказываю. ― Он тянется вперед и берет мою вилку. ― Ешь, ― говорит он, протягивая ее мне.
Но я игнорирую такую желанную булочку с корицей, прокручивая в голове его слова о поиске решения. Если я могу помочь другому человеку, значит, я это сделаю.
― Как вы рекламируетесь?
― Никак.
― Значит, сарафанное радио?
Он опускает взгляд на свои руки и сжимает их в кулаки.
― На протяжении многих лет, да.
―
