Нельзя слушать её болтовню. Не только в воздухе и пище, в её голосе — дурман, усыпляет его. А ему нельзя уснуть. Он выбрал дорогу. И он потягивается, зевает, изображает сонливость.
— С одной стороны, я очень хочу тебя, — говорит лениво. — Но, с другой, я очень хочу спать. Дай мне что-нибудь, чтобы на время проснуться.
Он стал хитрым.
— О, какой ты милый! — восклицает Геля, наливает ему из чёрно-золотистой бутылки. — Выпей!
На бутылке — толстые корни, какие-то растения, которых он никогда раньше не видел, какие-то знаки, таинственные круги. Он заметил: сначала Геля подливала ему из той бутылки, а сама пила — из этой. Ага, значит, ей он сейчас подольёт оттуда.
— Пожалуйста, принеси мне простой воды, — просит, видя, что на столе её нет. — Я никакой другой не могу напиться.
— Вот что значит человек из народа! — смеётся Геля. — Вода, хлеб важнее всего! Вижу, ты нажимаешь на хлеб. — Геля разглагольствует по поводу того, как нетребователен народ, но послушно идёт за водой.
Джулиан выпивает содержимое её бокала, ей наливает из той бутылки, из которой она наливала ему, благо, цвет один и тот же. О, чудо! Голова словно промывается, туман рассеивается, и, наконец, он начинает соображать. Оказывается, он всё хорошо помнит: быть осторожным, уметь играть в сложной ситуации, анализировать её и каждый свой шаг. Политика подкупа и лести. Он должен усыпить бдительность Гели и бежать!
Но осторожно. Спешить нельзя. Что сделать, чтобы Геля уснула? Таблетки Роберто! Дрожащей рукой вытаскивает их из кармана и обе бросает в Гелин бокал, они мгновенно растворяются.
— На тебе твою воду! Я сделала ледяную! — смеётся Геля.
Он не хочет пить, но пьёт и сонным голосом бормочет:
— Совсем колодезная! Ты просто необыкновенна! Ты замечательна! — Слова не его, он не умеет произносить такие, но произносит и видит: Геле нравятся эти слова. Он широко зевает. — Ты восхитительна! Твои волосы, твои глаза необыкновенны. Я всю жизнь мечтал о встрече с тобой! Я так счастлив! Я хочу быть с тобой! Но я совсем сплю, сплю. Мне снится сено. Я хочу в сено. Я так устал!
— Давай выпьем и пойдём в сено, — она смеётся. — Ну же, пей то, что я тебе налила. Пей же! — В её голосе требовательные нотки. Она залпом выпивает из своего бокала.
Он замирает. Почувствовала другой вкус?! Или она тоже играет и вида не покажет? Он дерзко протягивает к ней руки, гладит её волосы.
— Ты упоителен, — шепчет Геля, томно смотрит на него. — Как ты ласков! — Играет или в самом деле не поняла? — Я таких никогда не видела. — Она садится к нему на колени, её волосы падают ему на лицо, он задыхается, но не убирает их.
Пусть душно, зато голова жива! Джулиан по очереди слушает Марику, Кору, Апостола, Поля. Крепко, изо всех сил он прижимает к себе Гелю, несёт её на постель, с трудом преодолевая чужие запахи, задыхаясь от её душных волос, пытается быть с ней. И вдруг чувствует: Геля обмякает в его руках. Да она засыпает! Дыхание — медленнее, медленнее, она пытается открыть глаза, не может.
— Что ты мне подлил? — в голосе угроза. Но следующая фраза не враждебная. — Ты — сладкий.
Он начинает похрапывать. Да он спит! И знать ничего не знает. «Реже дыши, не переиграй!» — приказывает себе. Заметит она игру?
Осторожно. Не спешить. Прежде чем бежать, хорошо подумать.
Из квартиры выйти не получится — наверняка не сумеет открыть дверь, наверняка замки с секретами. Он не Любим и не Апостол, разобраться в них не сумеет. Остаются окна. Ага, он вылезет из окна и спустится по водосточной трубе. А что, если в этом доме нет водосточных труб?
Он посапывает и даже похрапывает, а сам сбоку вглядывается в Гелю. Кажется, спит. Конечно, не вино сработало, вино туманит голову, притупляет память, но не вырубает человека. Это таблетки Роберто! Как мёртвая, спит. Рот приоткрыла, слюнка течёт из угла губ. Нет, так не притвориться. Ни за что не допустила бы слюнку. Осторожно спустил ноги на пол. Геля не шёлохнулась, ресницы не дрогнули. Медленно, тщательно оделся. Вышёл из спальни. Нехорошо уходить в чужом костюме. А что делать? Старый Геля выбросила в мусоропровод да ещё ручкой ему помахала!
Словно он не проходил здесь, всё увидел как впервые. Вместо коридора — широкая комната, с креслами, экранами, коврами. И двери. Приоткрыл одну. Зажмурился. Словно яркий день, а ведь сейчас — вечер. Вошёл. На потолке — красочные яркие портреты. Кажется, или лицо ему знакомо? Где он видел эти чистые глаза, как вода в их речке?! Ерунда, спьяну мерещится! На одной из стен огненными буквами написано: «Расстреляны Будимировым враги народа — графы, думавшие лишь о своём счастье». И длинный список тех самых, расстрелянных графов! А вот знакомая фамилия: Гурский. Где-то, давным-давно, он видел её дома. Где? Когда? Не придал значения, подумаешь, графы! И в их селе жили графы. Зачем Геле понадобилась эта старая доска? Реликвия?
В другой стене плывут рыбы. Протянул руку. Стекло. Как же их кормить, как менять воду? Клавиши в стене. Нажал одну — стекло поехало вбок. Отдёрнул руку. На другой стене — незнакомый ему зверь, длинный, пятнистый, с длинной шеей и узкой мордой, ходит по траве. Тоже клавиши. Побоялся нажать — ещё явится в комнату! Пол в комнате мигает, как в Учреждении. Только здесь он светло-голубой, похож на небо. Голубые ручьи текут, фонтанчики бьют, рассыпаясь на радужные, светящиеся капли. Ещё стена. Пустая. А клавиш очень много. Осторожно нажал одну — центральную. На стене возникла площадь, и от неё расходятся улицы. Вот это да! Это же та самая площадь, на которую он должен завтра выйти! Сейчас она пуста, ночь, но хорошо освещена: каждый камень, каждая трещинка между камнями видны. Наверное, клавиши — это разные районы.
«Осторожно», — голос Апостола. «Разум дан, чтобы анализировать происходящее!» — Марикин голос.
Вдруг Геля проснулась? Джулиан заглянул в спальню.
Сладко спит.
Не спешить. Всё продумать. Окно не подходит. Он никогда не сумеет открыть его. И потом неизвестно, окно ли это — во всю стену, без форток и ручек.
Без сил опустился на пол. Сейчас явится Властитель или кто-то из подручных и убьёт его. Он — в западне. Отсюда выхода нет.
Спокойно. Без паники. Ты выбрал дорогу. Теперь подумай, как ступить на неё.
Кто посылает видения? Ни с того ни с сего увидел портрет девушки. Как часто в детстве и в юности тайком разглядывал его! Под ним подпись — фамилия, которая только что мелькнула среди расстрелянных, и первая буква имени. А. Гурская. Так ведь это… ведь это — его мама! Как же раньше он не догадался. У Любима мамины глаза. Какая красивая мама на том портрете! В роскошной одежде, с причудливо уложенными волосами. Ничуть не походит на измученную старуху с измождённым лицом и искалеченными руками.
