Эта бойкая, красивая и яркая девушка, Моника, которая уже именовала себя «афроамериканкой», давно намекала Даниэлю, что ей хотелось бы личной встречи, и он тоже был заинтригован. Отойдя от разочарования в отношениях с Олей, он решил начать новую жизнь именно с Моники. Молодые люди сразу понравились друг другу, у них начался красивый роман, и ее отец, разглядев в парне деловую жилку, одобрил помолвку, несмотря на то, что крупным капиталом Даниэль пока не мог похвастать.
Сам не зная почему, он написал Оле о своей предстоящей свадьбе, а заодно, между делом, упомянул и о том, что Айвар уже женился. Но та в ответном письме сказала, что искренне рада за них обоих и не намерена когда-либо предъявлять ему претензии. Хотя за этими спокойными и сухими строчками скрывалось много трудностей, тревог и несчастий, выпавших на долю молодой матери в первую пору.
Оля никогда не рассказывала Айвару, что на родительскую помощь ей в то время не особенно приходилось рассчитывать. Они не слишком радовались ее роману с мулатом, причем не из-за Айвара, а скорее из-за характера самого Даниэля — им не нравились его политические взгляды, самоуверенность, творческая специальность, которую отец Оли, военный, считал «бабской забавой». После того, как тот сделал Оле практически официальное предложение, их отношение стало гораздо более благосклонным, однако старшие никак не рассчитывали, что жених вознамерится навсегда уехать из России. Эта новость была для них громом среди ясного неба, и ожидание внука в таких обстоятельствах уже не выглядело радостным. Родители прямо заявили, что Оле нужно делать аборт, на что девушка ответила категорическим отказом. Отец вспылил и ответил, что в таком случае не желает больше ее знать, а мать, привыкшая безропотно потакать главе семьи, только пугала ее тем, что «нормального мужика» с таким приданым не видать как своих ушей.
И тогда Оля перебралась из родного дома, где обстановка стала невыносимой, к бабушке, которая жила в этом же районе. У них всегда были хорошие отношения и много общих секретов, и та пустила ее охотно. Оля взяла на себя всю заботу о бабушке и доме, но помимо этого работала всю беременность. Общение с Андреем Петровичем Ли началось с того, что Оля попросила его помочь провести в квартире бабушки интернет, чтобы была возможность рекламировать в Сети ее музыкальные и обучающие проекты. Он был в давней дружбе с ее семьей и почти с отеческой теплотой относился к девочке, поэтому охотно откликнулся, подыскал надежного оператора и лично проконтролировал все работы. Всю ситуацию с Даниэлем и ее беременностью он уже знал от родителей Оли и поначалу просто радовался, что Нерину миновала такая же участь. Но потом Андрей Петрович искренне проникся проблемами Оли, и поскольку в жизни родной дочери ему отводилось все меньше места, стал помогать ей. С ее сыном он подружился очень быстро и первый завел неожиданный разговор о сходстве мальчика с Айваром. Поначалу Оля отшучивалась, но потом рассказала ему про свою любовь к Айвару, умолчав только об их свидании.
Ее дружба с Нериной к этому моменту уже практически сошла на нет, а последний разговор у них вышел весьма неприятным. Нерина выбралась посидеть с ней в кафе (бабушка посоветовала Оле немного развеяться и осталась приглядеть за Павликом). В разговоре она несколько раз упомянула, что вообще-то Костя не любит, когда жена отлучается в выходные без него или родителей. Почему-то Олю это вконец разозлило, и она неожиданно спросила:
— А он часом тебя не бьет?
Нерина от этого вопроса заметно оторопела, выразительно посмотрела на подругу, а потом вытянула обнаженные руки:
— Ты где-нибудь видишь синяки?
— Будто я не знаю, как можно бить не оставляя следов, — ответила Оля, уже жалея, что задела такую опасную тему. — А еще я знаю, что именно такие парочки, у которых с виду полная пастораль, отличаются подобными обычаями.
— Боюсь спросить, откуда тебе все это известно, — произнесла Нерина. — Но раз ты интересуешься, то я скажу: нет, мой муж меня не бьет. И знаешь, порой если у супругов с виду все хорошо, это значит только то, что у них все хорошо. Кроме того, я не из тех, кто позволит себя ударить.
— Ну в добрый час, — нехотя сказала Оля и отстранилась.
— Оля, — заговорила Нерина после раздумья, — за что ты на меня обижена? Я же вижу, что тебя что-то гложет, и это не тревога за мою супружескую жизнь. Да, тебе немного не повезло, и я тебя понимаю: я же была на твоем месте! Такие парни, как Айвар и твой Даня, умеют затуманить голову таким девчонкам, как мы, а думают при этом только о своих интересах. И нам просто надо уважать себя, не обольщаться привлекательностью и позерством и ценить по-настоящему достойных мужчин.
— Ты на своего мужа намекаешь? — усмехнулась Оля, почувствовав нервную дрожь, и резко встала. — Пока, Нери. Меня тоже ждут дома.
Так минуло около трех лет с рождения Павлика, и Оля привыкла жить настоящим, так как вспоминать было слишком больно, а мечтать — страшно. Да и может ли она позволить себе такую роскошь, как мечты, когда надо растить и обеспечивать ребенка, а любимый мужчина все равно никогда к ней не вернется?
И вдруг появился Алексей Северцев, крайне далекий от образа сказочного принца или хотя бы рыцаря. Скорее он был похож на энтузиаста из романтических 60-х годов прошлого века — скупая улыбка, серьезный взгляд, любовь к лесу, лодкам и гитаре, и совсем ничего показного, чрезмерного, приукрашенного, чем порой грешил Даниэль. Черноволосый, голубоглазый, всегда немного взлохмаченный и одетый в уютные толстые свитера, он обладал неброским и строгим мужским обаянием, немного напоминал Оле Айвара, но был более скрытным и приземленным.
До их с Олей знакомства жизнь Алексея почти целиком заключалась в маленькой дочке. Жена, мечтающая об успешной карьере, быстро разочаровалась в материнстве, ушла от него и исправно платила алименты, но общаться с ребенком совершенно не стремилась. Поэтому он давно смотрел на женщин без иллюзий и в основном надеялся найти для своей дочери источник материнского тепла, которым та была обделена. В этом смысле наличие у Оли своего ребенка сыграло позитивную роль: на данном этапе Алексея интересовала житейская зрелость и умение заботиться о себе и других, а не свежесть тела. Но это не значило, что он не был очарован ее женственностью и нежной непретенциозной красотой. Просто после пережитого разрыва он приучил себя к осмотрительности.
Они называли друг друга на «вы» до того самого
