ручным, чтобы… Что? Оля, для чего всё это? Наше простое счастье — два, возможно, три, а если очень повезёт, то все четыре и даже пять месяцев, — а дальше наступает очередной психологический запой?».
«Устала играть» — тяжело вздохнув, как правило, пониже опускала голову и прикрывала веки, скрывая от меня остекленевшие глаза.
«Я думал, что уже всё выяснили. Тогда. Помнишь? Ты шептала, что любишь меня. Заверяла, что всё сказанное — истинная правда. Хотя это и без клятв было ясно и понятно. Опять Марго настаивает? В это, для справки сразу уточняю, не поверю. Больше нет! Никогда. Мать играет за меня. Она заверила, что сделает всё, чтобы мы не разводились. Даже с тёмными силами какую-то херню за бабки заключила» — я заводился и выражения не выбирал. — «Опять надумываешь. Ты напилась или, сука, что-то мерзкое употребила? Что ты хочешь? Ошибка, да? Погорячилась? Взяла щенка, а после на хрен выбросила. Гулять с ним, убирать, кормить, играть — не для тебя? Во всём так. Или ты пыталась угадать, что бы я мог такого сделать, если бы, не дай, конечно, Бог, не услышал три главных нежных слова? Я приласкал тебя. Ты просила сочувствия и чёртова терпения. Я дал их. В ту ночь мы выступали единым целым. Оля, пожалуйста, приди в себя. Что теперь, е. ать, не так? Переключи свой сраный тумблер в позицию „Откровение“ и выскажись раз и навсегда. Жертва, жертва, жертва. А я палач? Время! Ну-у-у? Боялась меня, поэтому говорила то, что я хотел бы слышать? Давай начистоту».
«Я не боюсь тебя. Страх здесь абсолютно ни при чём. Ром, довольно этих извращений. Не жизнь, не жизнь… Му-че-ние!» — жена мотала головой.
ПАЛАЧ! Да чтоб меня… На этом мерзком слове я сильно поперхнулся, а после прикусил язык. Остаток глупой речи слушал молча, лишь улыбающимся дурачком ей в такт кивал.
«По-идиотски признаемся друг другу в том, что давным-давно погибло. Пойми же. Посмотри. Подними голову. Юрьев, будь же ты мужиком. Я могу хоть сотню раз на дню повторять, как сильно тебя люблю и как тяжело без твоего присутствия рядом, но… Всё уже закончилось».
Очередной, мать вашу, кризис!
«Ты снова поломалась, да?» — я прошептал, специально отвернувшись. В тот день мне было тяжело удерживать слезу, которая катилась без преград из глаз, словно кто-то наверху специально выломал, с ноги ударив или навалившись плечом, сдерживающие предательскую влагу мягкие, но крепкие задвижки.
«Нас сломали, Юрьев! Мне очень жаль…».
Как же Лёлька ошибается! Я, как обычно, пропустил удар, но утвердительно кивнул, чтобы не накалять и без того тяжёлую и непростую ситуацию…
Секс есть, а выхлоп, к сожалению, нулевой. Мой каждый выстрел — точно в цель, но однозначно холостой!
Сейчас меня смущает кое-что иное. Очень странно, что после известий о мужском «почти бесплодии», старая по времени, но молодая по годам знакомая, подающий сумасшедшие надежды улыбчивый репродуктолог, и наперсница, исключительно по совместительству и собственному желанию, моей матери с целью организации небольшого заговора для проведения не простой, но важной операции по забору яйцеклеток Оли с последующей криоконсервацией биоматериала до наступления лучших, если такое в принципе возможно, времен, не позлорадствовала и громогласно не провозгласила:
«Вот и всё. Всё, Юрьев, просрано. Не плачь, ведь я же говорила!».
А времени на всё про всё, оказывается, у меня не так уж много. Я не здоров, возможно, что в ближайшем будущем стану окончательно недееспособен. Блядь!
Таращусь волчьим взглядом на зелёную волну, лупцующую мои бёдра и колени, и доходящую сверхзвуковыми брызгами и грязно-серой пеной аж до подбородка.
— Мама, дядя хочет утонуть! — вопит мальчишка, обегая берег в сотый раз. — Смотри-смотри. Купается в одежде.
Придурок. Я просто-напросто забыл раздеться. Заткнись и отвали. Деби-и-и-л!
— Кирилл, не заходи. Иди сюда, — зовёт неугомонного ребёнка спокойная, как бронепоезд, слишком бодипозитивная мать, издалека похожая на колосса, уверенно стоящего на жирных ножках. — Мужчина! Мужчина, что Вы делаете? Прекратите! Немедленно вернитесь, — горланит мне, придерживая одной рукой соломенную шляпу с огромными полями, а в сторону спасателям кричит. — На помощь! Лю-ди-и-и!
«В этом месте даже утонуть нельзя» — я бью ладонями по неспокойной глади. — «Да чтоб меня!».
Неспешно, преодолевая небольшое сопротивление воды, теперь я вынужденно направляюсь к берегу. Ступаю мягко, погружая кожаные туфли в засасывающий всё и вся песок, отталкиваю воду, рассекаю гладь и пробегаюсь кончиками пальцев по тонкой плёнке, на которой покачиваются частые немного масляные волосинки изумрудных водорослей.
— С Вами всё в порядке? — встречает беспокойная дама, пристыковавшаяся поросячьим носом к моей груди. — Выпили, да?
— Разрешите… — пытаюсь обойти.
Женщина расставляет руки, формируя крестообразную конструкцию, туго перетянутую лямками закрытого купальника. Она похожа на ожившую вареную колбасу с щедрейшими вкраплениями промышленного жира, но минимальным количеством искусственного мяса из газеты.
— Вам плохо?
Наоборот. Сейчас мне очень хорошо. Я освежился, немного успокоился, а после чуточку взбодрился. Испачкал брюки и рубашку, промок насквозь, но однозначно тем, что сделал, удовлетворился.
— Идите к сыну. Он Вас ждёт.
— А? — слежу за тем, как сильно раскрывается её огромный рот. — Не указывайте мне, что делать. Перегрелись или…
Вероятно, «перепили»?
— Я женат.
Звучит, как будто говорю ей:
«Отвалите и не клейтесь!».
— Что?
— Сдвиньтесь в сторону хотя бы на пару миллиметров. Из-за Ваших пышных габаритов я не могу пройти к машине.
— Да, пожалуйста, — лениво уступает мне дорогу. — Подумаешь, — выказывает недовольство, но тут же звонко добавляет. — Кирилл, быстро из воды!
Пятнадцать пропущенных звонков. Пятнадцать! Рекорд или неожиданное невезение. Одно — от шефа, три — от Фролова, одиннадцать — от Оли, одно — от чересчур везучего Ростова, который в ближайшем времени станет третий раз отцом. Вот этому уроду беспрецедентно повезло.
Это ведь я свел его с талантливым врачом. Организовал визитку, например. Договорился о первой важной встрече: без предварительной записи и электронной очереди, но по знакомству и случайной дружбе. Я, сам того, по-видимому, не желая, практически благословил счастливого и без того Андрюху на третьего ребёнка. Потом с ним, правда, за компанию ходил и ради шутки драл беленький стаканчик для мужских анализов. И вот теперь я в той же ситуации, но выхода, по крайней мере, быстрого у меня, как оказалось, нет.
Кому из этих четверых я должен всё же позвонить? Жена подозрительно наяривала огромное количество раз. Странно для кого-либо, а уж для Лёлика — особенно.
— Привет! Что ты хотела? — скривившись, молниеносно заряжаю без обязательной затравки разговора.
— Рома-а-а-а! — кричит навзрыд жена. — Где ты был?
Я знаю этот жуткий тон и помню эти
