идеалистической картины и принимаясь кромсать мясо на тарелке ножом..
— Упустил свой шанс, — влезает в разговор Вова. — Надо было на том горшке еще Зину кольцевать, — эй, а он, оказывается, все слушал! — Такой лузер, — добавляет шепотом, словно мне на ухо, но так, что все слышат. — Сделаешь чай, заюш?
И настолько я поражена его рыцарским выпадом, что готова простить очередное сравнение с мохнатой зверюгой.
Мама замолкает, я встаю, чтобы поставить чайник. Атмосфера как‑то резко меняется, словно сильно надутый шарик выпустили из рук и пустили в небо. Он кружит над головой ярким пятном, мечется, выпуская воздух, и наконец, опадает к ногам цветной лужицей. Я радостно улыбаюсь, папа берется рассказывать про свой любимый перегонный аппарат, чайник кипит.
Даже солнце будто заглядывает в окно, освещая кухню.
Чаепитие долго не продляется, мама довольно быстро сворачивается и гонит папу собирать вещи. Они удаляются в комнату, я шумно выдыхаю и укладываюсь головой на стол.
— Господи, наконец‑то, — шепчу я столешнице.
— Не расслабляйся, они ещё не вышли за порог, — учит меня своим премудростям Вова.
Я выпрямляюсь, провожу ладонями по лицу, уводя выбившиеся из прически пряди назад, и встаю. Он прав. Нельзя проколоться сейчас. Финишная прямая, финишная прямая!
Убираю оставшиеся продукты в холодильник, под жадный сопровождающий их взгляд Вовы, отношу посуду в раковину. В коридоре слышится возня. Я делаю глубокий вдох‑выдох и поворачиваюсь, чтобы пойти проводить родителей.
Передо мной материализуется Курт Кобейн.
— А теперь финалочка, — шепчет он.
Делает шаг ко мне, прижимается своими бедрами к моим, вызывая мгновенное оцепенение, медленно поднимает руку вверх и говорит:
— Я все равно люблю тебя, — заправляет очередную выбившуюся из косы прядь волос мне за ухо.
Я застываю, как кролик перед удавом. Все тело каменеет, тяжелея на добрый центнер. Сердце снова разгоняется, сопротивляясь стоп‑сигналам мозга. Я же помню, что все не взаправду, но попробуй ты объясни это скакнувшему пульсу и замершим лёгким, отказывающимся качать воздух.
Мягкие пальцы проходятся по уху, скользят по щеке и останавливаются по подбородке. Я интуитивно приоткрываю рот и кидаю взгляд на губы парня напротив. Он снова сделает это сейчас, да? Ох, ожидание хуже неизвестности!
Поднимаю глаза на зелёные лужайки и встречаюсь с насмешливым взглядом, мгновенно отрезвляющим мозг. Вова подмигивает мне и дёргает бровью чуть вверх, уводя взгляд вбок. Я смотрю влево от него и натыкаюсь на родителей. Смущённо поджимаю губы и выбираюсь из плена гениального актера.
Финалочка удалась.
Папа не скрывает улыбки, мама выразительно изгибает брови. Они явно все слышали.
— Вова, помоги, пожалуйста, пакет с банками отнести до машины.
Мой псевдо‑парень с энтузиазмом откликается на мамину просьбу, подхватывая два пакета со стеклянной тарой из‑под уже съеденных заготовок, и выходит за папой из квартиры.
Мама немного притормаживает, надевая лёгкие туфли, выпрямляется и пронзительно смотрит на меня. Я готовлюсь к новому уколу, мысленно подсобираясь внутри.
— Хороший мальчик, живите на здоровье, — миролюбиво говорит она, совершенно выбивая меня из равновесия.
Я открываю рот и, как рыба, хватаю воздух. Здесь должен быть подвох.
— Ты на меня не обижайся, что я так…, — она смотрит прямо, не отводя взгляд, как и всегда, когда хочет вбить в меня какую‑то истину. — Но лучше отвадить его сейчас, чем когда все зайдет слишком далеко. Это на первых порах разница в вашем менталитете не чувствуется, а потом начнет проступать. Но раз уж все так… и он настроен серьезно… — вздыхает и берется за сумку. — Приезжайте вместе в конце месяца, как раз яблочный спас, твоему мальчику понравится. И корми его нормально, Зин, смотреть на него больно.
— Хо‑ро‑шо, — все еще не веря услышанному, говорю я. Это что же… первое мамино одобрение? Все получилось? Теперь я официально признана взрослой, а значит равной и отныне все будет по‑другому?
— И причешись нормально, дочь, стыдно людям показываться.
А, нет. Акция единовременная.
* * *
— Хорошей дороги, — пожимает руку отцу Вова. — Было приятно познакомиться, — одаривает маму вышколенной улыбкой.
Родители забираются в машину, папа заводит двигатель, и наш старенький Fiat, который старше меня на пятёрочку лет, двигается с места. Вова крепко прижимает меня к себе, продолжая махать моей семье, пока машина не скрывается за поворотом.
Занавес падает, актеры расходятся.
Вова отстраняется, отпускает с лица выражение «идеального парня» и тут же закатывает рукава.
— Чешется, блин, — растирает ладонями расписанную чернилам кожу. — Чертова синтетика, ещё и жара, как назло.
Он прихватывает джемпер на затылке и одним ловким движением стягивает с себя. Тяжёлая ткань цепляет футболку снизу, и та задирается, показывая совершенно впалый живот (и это после такого обеда!), украшенный разноцветным рисунком. Всё‑таки это дракон. Однозначно. И хвост так многозначительно скрывается за поясом брюк…
Вова расправляет темную ткань по телу, закрывая мне обзор, и повязывает джемпер вокруг бедер. Я, наконец, отмираю.
— У меня там еды куча, — жалко говорю я, махая рукой в сторону парадной. — Заберёшь часть?
Заглядываю в яркие солнечные глаза с такой надеждой, словно он сейчас жениться на мне согласится. Просто у меня действительно еды много, он, судя по всему, весь гонорар в магазине спускает, а я ещё не извинилась за те свои слова… Странно будет отпустить его вот так.
— Ну ок, — пожимает плечами. — За еду я ещё не работал, — усмехается, следуя за мной.
— Ну фактически, я тебе все же заплатила. А это бонус! Как молоко на вредном производстве. Только у нас, деревенских, сало.
Мы заходим в лифт, расходимся в разные стороны кабины, насколько это возможно, и молчим. Как‑то тягостно.
— Мама благословила, кстати, — ищу тему.
— Пффф, я не сомневался, — разлохмачивает тщательно зализанную назад челку ладонью и отфыркивается от волос, падающих на глаза. Удивительное противоречие: и уложенные не нравятся, и что обзор закрывают тоже.
Тянется в задний карман, достает припрятанную серьгу и вставляет в нос.
— Теперь как человек, хотя бы, — говорит своему отражению напротив. — Красавчик.
Нарцисс.
Закатываю глаза и фыркаю. Не потому, что неправда, просто такое самомнение,
