моих пионерских трусов, сложен аккуратными стопками, а не рассыпан по небольшому, стоящему внутри гардеробной комоду.
– И кто, позвольте узнать, позволил вам рыться в моих вещах?! – взревела я, заливаясь пунцовой красотой.
Боже мой, боже мой, он видел мои трусы! Ооо, и, наверное, даже те, что я не успела зашить, с дыркой на попе, мои любимые. Какая я дура! Нужно было выкинуть его в окно, тогда бы отсидела лет десять и вышла на свободу, по крайней мере, не зная позора. А что, крутой бы стала, сквозь зубы сплевывала, выучила бы феню и думать забыла об этом красивом чертяке. Тьфу ты, опять мысль не в ту степь пошла.
– Вас только это беспокоит? – удивленно приподнял бровь Захар. – А то, что я пропустил важную встречу по вашей милости, и, между прочим, не успел встретить свою невесту? Она, наверное, сходит с ума. Специально приехала, чтобы познакомиться с моей тетушкой, а я тут трусами вашими любуюсь. Они, кстати, у вас не фонтан! – разозлился начальник.
– Так и валите к невесте своей! И Сева ваш, задрав хвост, рыщет по городу, тетушке вашей плешь проел, – мстительно захохотала.
Главное, чтоб он не заметил горького разочарования, написанного на моем лице. У него есть невеста. Страшно захотелось нажраться эклеров. Набить в себя полных кремом профитрольчиков по самую маковку, включить «До встречи с тобой» и рыдать до соплей, сожалея о своей злой одинокой судьбине.
Завьялов посмотрел на мою растерянность, как мне показалось с брезгливостью, и твердым шагом направился к двери, не обращая внимания на повисшую на его брючине Маруську.
– Завтра чтоб были на работе. И больше не ждите к себе особенного отношения, – выплюнул он, прежде чем скрыться за дверью, даже не повернув в мою сторону головы.
Включил начальника, блин. Ох, какой! Просто альфа самец! Как говорит моя мама: «Перевоспитывать и перевоспитывать». Услышав хлопок входной двери, я съехала спиной по стене и уселась на полу, обхватив колени. Сейчас я сожалела, что не бросила ему вслед тяжелую вазу, стоящую на этажерке. Наглец, надо еще проверить, все ли мои трусишки на месте. С него станется, с этого извращенца.
Я полезла в карман за носовым платком и, нащупав глянцевую бумажку, вытащила ее на свет божий. А что, может, и правда сходить в это общество? Как похудею, как увидит меня этот придурок – локти сгрызет до мослов без помощи моей собаки.
На работу я, конечно, опоздала. Ввалилась в офис растрепанная и злая, как стая дворовых псов. А как иначе? Трудно быть доброй, если первую часть ночи кровать мне казалась жертвенным алтарем, раскаленным добела садюгой палачом, а вторую часть ночи я таращилась в потолок, а точнее – пересчитывала вечно падающие висюльки на идиотской люстре, которую я не помню, как купила, ослепленная блеском фальшивого хрусталя. Словно бог разума лишил. В конечном итоге я просто моргнула в шесть утра, а время, зараза, сделало часовой скачок вперед. Может, конечно, меня инопланетяне похитили. Они обычно мутят с пропажей часов. А что, с них станется. А потом решили, что не вывезут сто кило красоты, и позорно вернули мое бесчувственное тело. От греха подальше. Куда им, доходягам зеленым, столько счастья? Короче, в издательство я ввалилась взмыленная, как абиссинский скакун, и застала картину, достойную кисти великого Репина под названием «Совет в Филях».
В роли Барклая де Толля выступала, яростно жестикулирующая, секретарша Леночка, собравшая вокруг себя всю женскую часть коллектива, внимавшую ей с открытыми ртами. Даже баба Дуся, наша уборщица, которая, по моим подсчетам, мыла туалеты еще в царском дворце во времена самодержавного, и активно скрывающаяся от разыскивающих ее на том свете с фонарями озадаченных чертей.
– И, короче, заходит такая фря, – задохнулась Ленуська, с торжеством обведя взглядом замершие ряды восхищенных слушательниц, – ресницы по метру, ногти – ну чисто сабли, титьки – во! – раскинула она руки так, словно хотела обнять бочонок с вином. Я сразу представила себе сисястую Годзиллу, моргающую метровыми метелками, расхаживающую по нашему зданию, и поежилась.
– Да неужели ж такие? – вякнула Клавдия Егоровна, затюканная мужем, серая мышь, работающая бухгалтером. В ее представлении такой груди просто не могло существовать в природе, по аналогии с прыщами, торчащими из ее цыплячьей грудной клетки.
Леночка испепелила несчастную, посмевшую ее перебить.
– Кого обсуждаете? – бодро спросила я, прекрасно зная, кому моют кости кумушки.
– Босс наш новый невесту свою явил коллективу, – хмыкнула Катерина, хлебнув кофе из моей любимой чашки, которую я, кстати, как зеницу ока берегу и даже себе позволяю ее трогать только по праздникам.
Вот хищница, руки загребущие! Ну ничего, я ей чуть позже объясню, что чужое нехорошо брать. Катька, видимо, что-то почувствовала, а может, испугалась, увидев, как ходят мои ноздри, как у быка на корриде, и, покраснев лицом, закашлялась. Видно, поперек горла ей кофий встал.
– Ага-ага, – как китайский болванчик закивала головой Ленуська и снова раскинула руки, затрясла пальцами, пытаясь показать, насколько прекрасна обоже босса, подкрепляя хаотичные жесты нечленораздельным мычанием. – А еще ее зовут Марта, – забила последний гвоздь в крышку гроба противная Ленка.
Тут же повеяло хрустальной весной, тонким ароматом подснежников и свежестью. Везет же кому-то с именем, не то что я – Юлька-писюлька, как меня дразнили в школе.
– Ну все, теперь заживем, – кликушески вздохнула Клавдия Егоровна, – по струнке будем кандылять, помяните мое слово.
– А какого хрена краса ненаглядная в офисе забыла? Пусть и милуются дома, – спросила я, чувствуя, как кипит мой возмущенный наглостью нахала и долгим созерцанием псевдо хрустальных висюлек мозг. – Мне, видимо, придется ему объяснить, что нельзя путать личную шерсть с государственной.
Я подскочила на месте, готовясь принять низкий старт, и уже почти добежала до двери, когда услышала оклик Катьки.
– Юль, она приехала проводить с нами тренинги, тимбилдинг и все такое. Так что придется терпеть. Новые технологии, мать их за ногу.
– Если это больно, тимблядинг этот, уволюсь к чертовой бабушке. Новую работу найти – раз плюнуть, – заорала баба Дуся, в силу преклонного возраста слегка глуховатая на оба уха. Да что там – она глуха, как сыч, но странным образом слышит все, что не предназначено для ее ушей, – и пусть только попробует до моего инвентаря дотронуться, – оскалилась она, показав миру одиноко торчащий из десны зуб, – не погляжу, что с начальником чпокается, враз все космы повыдеру.
– Ага, и в швабру свою лысую вставишь, а то скоро дерявяхой по паркету шкрябать начнешь. Кому нужен твой
