смогла бы сосредоточиться на занятиях. В носу стоит запах постройки, доски и цементного раствора, и потому чувство необычности от того, что я делаю, усиливается. Я вижу гору мешков у залитого фундамента, вижу большие горки песка, огромные конструкции и вышки, которые в своем каком-то таинственном строении и постановке наводят на меня легкий страх, толкаю пыльную полустеклянную дверь и словно оказываюсь в другом мире. Я чувствую себя на мгновение здесь чужой. И это казалось бы мне странным, если бы мне хотелось заниматься самобичеванием вместо того, чтобы просто наслаждаться моментом.
Я попадаю в помещение под офисный образец, абсолютно пустой за исключением сложенных в углу инструментов и несколько растянутых по периметру мешков. Мой взгляд безошибочно находит Кейна, сидящего в окружении своих напарников в оранжевых комбинезонах и защитных шлемах на импровизированных сиденьях, его стройную линию приопущенных век, ровный ряд белоснежных зубов и милую ямку на подбородке, когда он низко смеется. Их спокойные голоса отдаются мягким эхом по просторныму помещению, они разговаривают, шутя друг над другом и обсуждая план строительства.
— Ким!
Звенящий голос Кейна обрывается так резко, словно мечом обрубили. Он смотрит на меня во все глаза; вокруг на мгновение повисает тишина, но только на мгновение. Кейн поднимается, сконфуженно оглядывается на своих напарников и быстро, встревоженно уходит ко мне. Я замечаю то, что для других малозаметно — дрожь его ресниц, легкую нескоординированность и бегающий по мне взгляд: он не понимает, что происходит. Он плавно, на ходу подхватывает меня под локоть и упорно уводит подальше от своих напарников; я одариваю их глупой улыбкой, безропотно перебирая ногами за Кейном. Свернув за угол, он бросает взгляд назад и, совершив неопределенное движение плечами, отпускает меня.
— Что ты на этот раз сделала? — голос Кейна удивительно суров, в ярких глазах текут неспокойные реки. — Подсыпала своему водителю снотворного или подожгла школу? Господи, Ким, только не говори мне, что ты сбежала…
Я закрываю ладонью его рот и смотрю Кейну в глаза. Мои губы мягко расходятся, я не могу удержаться от улыбки, когда вижу нежную встревоженность в ярком взгляде.
— Я сказала, что плохо себя чувствую и отпросилась с уроков. Классный руководитель хотел позвонить моей маме, но я убедила его не делать этого.
— Кимберли, — Кейн досадно стонет, сбрасывая мою ладонь. Я резко убираю руку и хмурюсь:
— Хочешь, чтобы я пошла домой?
— Ну уж нет, — Кейн берет обе мои ладони в свои. В светлых глазах теперь танцуют огоньки. — Раз уж ты здесь, идем, поможешь мне кое с чем. Я только переоденусь быстро.
Кейн отклоняется и повышает голос, он зовет ребят, говоря о том, что отлучится ненадолго, при этом каким-то неосознанно-трепетным жестом поглаживая пальцами мои ладони. Потом отпускает одну мою ладонь и, молча подмигнув мне, заводит меня в подсобку.
Она напоминает маленькую тесную каморку, в которой без дискомфорта поместилось бы максимум три человека. Со стороны я вижу маленький умывальник с округлым зеркалом, рядом крючок, на котором висит полотенце, в углу швабра с ведром и всевозможными моющими средствами, напротив общий узкий и удлиненный шкафчик для хранения личных вещей.
Я наблюдаю, как Кейн быстро снимает с себя комбинезон, наблюдаю, краснея и нервно перебирая ногами. Со мной что-то делается. Я чувствую, как мне становится горячо и стыдно, волны жара хлюпают и поднимаются изнутри моей груди. Но под оранжевым снаряжением виднеется обычная футболка и брюки, и на этом он останавливается. Я выдыхаю и одновременно пугаюсь того разочарования, которое плавно оседает на мою грудь. А что ты ожидала там увидеть, Ким?
Вытерев помытые руки полотенцем, Кейн делает то же самое с лицом. Мне хочется протянуть руку и коснуться легкой щетины, провести по его скулам пальцами, но я не успеваю: Кейн откидывает полотенце, резко припечатывает меня к стенке и с жаром целует. Он не устраняется и целует меня снова и снова, пока мой разум не превращается в расплавленный снег, а тело не наливается блаженным изнеможением. И мне плевать, что против нас даже время. Наплевать, что это усложняет нам обоим жизни. У меня перехватывает дыхание и я в секунде от того, чтобы потерять сознание от его пылких губ, но это чувство резко перекрывается и я морщусь, когда мне в живот давит и больно упирается пластмассовый край ланч-бокса, который я успела вытащить минутой раньше. Он тоже это замечает, потому неохотно прерывает поцелуй и сводит брови, глядя вниз.
— Что это?
— Ничего такого… Пара сырных сэндвичей, кусочек черничной запеканки, термос с чаем и яблоко, — немного смущенно отчитываюсь я. Кейн удивленно выгибает бровь:
— Ты сама приготовила?
— Нет, я попросила маму завернуть мне с собой обед, потому что в школьной столовой просто отвратительно кормят.
Да, я специально это сделала, чтобы накормить его вкусным обедом. Больше еды взять я не могла, тогда мама точно бы что-нибудь заподозрила.
Кейн отступает на полшага и надевает на лицо маску холодной отстраненности.
— Я не голоден.
— Кейн, — ласково зову я, касаясь кончиками пальцев линии его скул. — Прошу, не надо сейчас включать гордость. Я же знаю, что ты устал и проголодался.
В его маске просматривает осторожная прорезь, он несколько секунд колеблется и не знает, какую сторону выбрать.
— Только если ты поешь со мной, — тихо соглашается он.
Я улыбаюсь:
— Хорошо.
Солнце мягко нагревает воздух, заливая засаженную ивами лужайку золотым сиянием. Верхний слой озера искрится, он спокойно и уютно колышется, отражая в сияющей воде блики лучей, словно маленькие разбросанные алмазы. Одинокий белый лебедь величественно и важно плывет, рассекая водную гладь, и при этом его движения полны надменной неторопливости. Он держится на безопасном расстоянии от берега, но размеренно подплывает все ближе, собирая с поверхности падающее лакомство. Возможно, он отбился от стаи, а может, птица все еще ждет свою вторую половинку.
Я отламываю кусочек хлеба и бросаю в воду, косясь на Кейна. Он держит в руке термочашку и смотрит на меня, давая мне уверенность в том, что все это время не сводил с меня глаз.
— Тебе еще не нужно домой?
— У меня еще есть время, — мурлычу я, глядя на него из-под ресниц и едва сдерживая улыбку. Я на миг отвлекаюсь, разламывая последний кусочек надвое и бросая их лебедю. — И к тому же ты хотел, чтобы я тебе помогла с кое чем.
— Действительно, — теперь уже на лице Кейна прорезается улыбка. Что-то меняется, когда он откладывает чашку на другой край деревянных прутьев скамьи и хищно возвращается.
