А мне так спокойнее.
Вхожу в спальню и прикрываю дверь. Зачем-то поворачиваю щеколду, чего никогда не делаю. Просто… психологическое это, видимо. Барьер.
Только… для кого он?
Переодеваюсь в ночную сорочку и ложусь под одеяло. Нет и тени сна, и я просто смотрю в потолок. Тело напряжено, пульс частит.
Что со мною происходит?
Прикрываю глаза и стараюсь дышать ровно. Приходится сжать пальцы, чтобы удержаться от внезапно возникшего необъяснимого желания прикоснуться к себе.
“Что с тобой происходит, Ирина?” — шепчу сама себе.
Переворачиваюсь на живот и сжимаю подушку. Зажмуриваюсь крепко-крепко, будто это каким-то образом поможет мне уснуть.
А пульс всё частит и частит.
Почему я не рассказала Гордею про Сабурова? Почему? Я ведь ничего плохого не делаю!
Надо сказать. Прямо сейчас. Мне станет легче, и я наконец-то смогу уже поспать!
Вскакиваю с кровати и дрожащими руками натягиваю халат. Быстро собираю волосы под резинку и решительно иду к двери. Решила — нужно делать. Иначе какая я самостоятельная?
Но едва распахиваю дверь, как натыкаюсь на Гордея. Он будто ждал, что я сейчас открою. Стоял в полутьме коридора.
Конечно, это не так, наверное, что-то спросить хотел или не нашёл второе одеяло, я ведь переложила запасные в другое место, или… да мало ли.
— Я… — решаю начать начать разговор, который не даёт покоя, но тут же осекаюсь, когда замечаю, как он смотрит на меня сейчас. Кожа тут же огнём вспыхивает, обжигает, воспламеняется. Обычное дыхание не насыщает кислородом, и я лишь успеваю сделать глубокий вдох ртом.
— И я тоже… — выдыхает горячо, а потом подхватывает меня и заталкивает в спальню, захлопывая за нами дверь.
Glava 17
— Гордей… — пытаюсь остановиться его, упираюсь ладонями в грудь, но это не работает. Не только с ним не работает, но и со мною.
Обхватив рукой меня за талию, прижимает к своему сильному телу, а второй фиксирует подбородок и впивается губами в мои. С таким напором, будто ему совсем крышу сносит. С такой обжигающей страстью, что она и меня подчиняет в момент, а слабое сопротивление тут же тает.
Не хочу сопротивляться. Тело снова берёт верх над разумом. Оно жаждет ласк, прикосновений, удовольствия. Ему в руках Гордея лучше, чем в холодной постели.
— У тебя новые духи? — мурлычет, стаскивая с плеч халат и бретельки сорочки. — Мне нравятся. Заводят.
Заводят. Его заводят мои духи! И он говорит об этом… когда он мне говорил такое в последний раз? А когда я меняла духи? Когда мы вообще в последний раз замечали подобные мелочи друг за другом? Вот так, молча, не сообщая.
— Ох… — выдыхаю, когда Гордей проходится языком по коже моей шеи. Так вкусно и так страстно, будто сходит с ума от этой ласки и сам. А мне так приятно, так невероятно сладко, что по всему телу от этих его прикосновений растекается жгучее возбуждение.
— Я тебя хочу, Ира. Пусти меня в постель. Пустишь?
Гордей удерживает меня над кроватью, словно над пропастью. Зачем спрашивает? Мы и так в неё несёмся со скоростью света. И если я не пущу, то что? Займемся любовью где-то в другом месте? На полу, например, или у стены? Нет, тогда уж лучше в постели.
Вместо ответа я целую его сама. Так горячо, как только могу. Как… как в первые годы нашего знакомства, когда от одних только поцелуев голову сносило.
А когда мы вообще целовались в последний раз? Я не могу вспомнить. И речь не о дежурных чмоках в щёку перед дверями, когда каждый по своим делам убегал. А вот так, чтобы кожа пылала, когда пьёшь и напиться не можешь?
Но помню уже…
Даже во время секса не помню, когда мы целовались. Не говоря уже о просто так…
— Поцелуй меня ещё… поцелуй… — шепчу как безумная, когда меня накрывает тяжестью его тела. — В губы поцелуй…
Он целует. Так жадно и страстно, что я совсем теряю себя. Тот тонкий голос, что пытается напомнить, что Гордей — мой бывший уже муж, что мы развелись, не вместе, не пара, этот голос звучит всё тише и совсем тонет в нашем шумном дыхании и пока ещё тихих стонах.
— Я не только в губы хочу, — шепчет. — Всю хочу. Всю целовать хочу тебя.
Он спускается поцелуями на шею и ниже. Сминает в ладонях груди и припадает к ним губами. Втягивает соски, играет с ними языком. Я запускаю пальцы в его волосы и сжимаю их, оттягиваю немного, не хочу, чтобы он прекращал.
Он и не собирается прекращать. Опускается поцелуями ниже и ниже, пока не достигает моей промежности. Мне приходится прикусить ребро собственной ладони, чтобы не вскрикнуть, когда его язык проходится между моих половых губ, собирая выступившую влагу желания.
Выгибаюсь и почему-то пытаюсь отползти. Слишком невыносимое удовольствие, слишком чувствительна сейчас моя плоть. Но Гордей этого сделать не даёт. Крепко удерживает за бёдра и вылизывает меня ещё глубже. Ласкает клитор, пуская разряды тока по всему телу.
Мне дышать нечем. Легкие горят, горло в спазме. Я выгибаюсь, сгребая пальцами одеяло, чувствую, как по щекам начинают течь слёзы. Меня затягивает в шторм из ощущений и эмоций. Кружит так быстро, что мыслям не зацепиться ни за что, чтобы притормозить и отдохнуть, чтобы прийти в себя.
— Прекрати… — шепчу исступлённо, — перестань, прошу…
— Почему? — слышу ответный вопрос. Гордей останавливается, но голову не поднимает, я чувствую там его горячее дыхание. Оно обжигает и дразнит разгорячённую, разбудораженную плоть. Его сильные ладони сжимают мои бёдра крепче, до синяков, наверное.
О, нет, не прекращай!
Логики в моих словах никакой, знаю. Как и в том, что мы сейчас делаем. Никакого соответствия принятым решениям.
— Нет, продолжай, — хнычу и сама подаюсь к нему, выгибаясь. Я сейчас взорвусь, если он не продолжит, если не позволит мне испытать оргазм.
На мои метания Гордей ничего не отвечает, он просто делает то, о чём я его прошу, и буквально через пару движений его языка мир меркнет для меня. Оргазм обрушивается на меня резкой вспышкой, заставляя выгнуться в спазме и до хруста сжать зубы, чтобы не закричать.
Однако в себя мне прийти не дают. Едва у меня получается сделать вдох, как моё тело тут же придавливает к кровати своим весом Гордей. Он проникает внутрь мягким, но напористым толчком и начинает сразу двигаться быстро. Не запредельно, но быстро. На всю длину, до упора.
Он берёт мои запястья и прижимает их к постели над головой. Казалось бы, это так банально, как в мыльных сериалах, но внезапно такая позиция под ним даёт необыкновенные ощущения. Какое-то сладкое подчинение, невозможность контроля.
А ещё он смотрит на меня. На мою шею, на губы, в глаза. Глаз не спускает горящих, за душу держит, пока подчиняет тело. И я вдруг понимаю, что мы очень-очень давно не занимались любовью вот так лицом к лицу. Чтобы в глаза другу смотреть. Чтобы видеть друг друга.
Гордей отпускает мои руки и ложится сверху всем телом. Я и забыла, какое оно у него сильное и подтянутое. Твёрдое и крепкое. Он распластывает меня под собой, подхватывает ладонями под ягодицы, чтобы впечатываться ещё глубже.
Разгоняется сильнее. Держит крепче. Я же отпускаю и позволяю ему делать это со мною. Просто получаю, сама не двигаюсь. Да и не могу — он меня полностью подчинил. Зажмуриваюсь и чувствую, как вторая волна удовольствия уже готова меня вот-вот настигнуть.
Кончаем мы вместе. Снова. Как и тогда в ресторане. Никто никого не ждёт и не пытается помочь. Всё происходит естественно.
Отдышаться после такого непросто. Как и разлепиться из того единого целого, в которое сплелись наши тела, опутавшись вокруг друг друга руками и ногами.
Гордей скатывается с меня и разваливается на спине. Его грудь часто вздымается и опускается, а на шее быстро-быстро бьётся жилка.
Ещё один гол в собственные ворота…
Почему мы вообще не можем уйти с поля? Почему продолжаем бросать этот мяч друг другу?
Отдышавшись, Гордей садится на кровати. Подтягивает штаны и оборачивается на меня.
