с гаубицей, которого ты сейчас в лицо не опознаешь. Ну, если только тактильно как то. Но там еще надо до мощей добраться.
– Убью, – рычу я.
– Потом подеретесь. А сейчас надо решить насущные проблемы, мне так-то еще поработать надо. Я начальник. Кстати, Галя, у тебя прием идет уже минут двадцать, как, – шипит Лапоть, ухватив со стола телефон. Интересно. Когда она такой стала рассудительной? – Я сейчас Зюбзику звякну. Будем гнать проклятого лиса, который не умеет свой хвост держать в штанах и руках. Или в руках умеет? Ты, вроде, Олька, говорила, что он там в кожаных трусах что-то наощупь искал. Не важно, я отвлеклась. Так вот, будем гнать лиса из лубяной избушки. Для начала выпишем его из фатерки и сменим замки. Я уже советовалась с юристами.
– Да, и Ольку ты на работу возьмешь, правда же Зюнятина, – приподняла бровь Галка. Я съежилась. Когда на Лице Соломинки «Musculus corrugator supercilii» начинает жить своей жизнью жди беды. Лапоть тоже струхнула, судя по дёрнувшейся щеке, но виду не подала.
– Это, Галь, ну я сама то не могу. А потом, у нас штат укомплектован. А пациенты очень привередливые. Им всем конфиденциальность нужна. Ты ведь это лучше меня знаешь. А гинеколог… Давайте сначала с квартирой разберемся.
– Не соскакивай с темы, Зина, я тебя не спрашивала, возьмешь ты Ольку или нет. Это не вопрос был, если ты не поняла. А Олька могила у нас. Или мне самой твоему Зюбзику звякнуть. Рассказать ему…
– Есть только вакансия педиатра, – перебила подругу. – Все. Я тут не решаю ничего. Зюбзик главнюк, я только администрирую. Ну Галь…
– Ну возьмите меня, – всхлипнула я. Несчастный стакан рассыпался в моей руке в пыль.
– Ты ведь педиатрию учила? – поворачивает ко мне Галка носатую физиономию. – Чего смотришь. Мы все по второму профилю педиатры.
– Аааа, нооо, я это…
– Поработаешь пока детским лепилой. Рот закрой, гланды простудишь.
– Но я… Черт, там же все по-новому. Нужно же подготовиться. Это дети все-таки а не вагины.
– И дети не простые, – подливает масла в огонь Зюнька. – Родители этих сопливых мажориков нас колесуют, если что не так пойдет. А Зюбзик меня расчленит. Я вот прямо жопой чую, быть беде. Вот прямо огнем печет у меня сфинктеры.
– Я тебе потом расскажу, от чего у тебя там печет, – скалится Галюня. – А ты болезная пока от вагин своих отвлечешься. А то скоро у тебя кукуха звякнет.
– И мне. Мне тоже интересно от чего у Зинки где чего печет, – вякаю я, но натыкаюсь на такой взгляд носатой подруги, что у меня у самой все эти самые сфинктеры поджимаются. – Все, по матрешкам. Дел полно. И квартиру надо быстрее отжать у этого пикадора. Пока я не убила проклятую меховую тварь, которую ты, Олька, притащила в мою норку. Твоя Барабаниха мне нассала в любимые тапки и сожрала пульт от телика.
– Почему пикадора?
– Потому что он копье свое милиписечное зачехлять не успевает, – гогочет Соломинка так, что висюльки на люстре кабинета Зинаиды Альфредовны Юнькиной, начинают весело позвякивать. Дурдом. Страшный и неуправляемый.
Я сижу и смотрю в одну точку. Почему мне кажется, что еще немного и небо рухнет на землю? Хотя, скорее бы уж, чтоб без мук. Пытаюсь вспомнить, где у меня учебник клинической педиатрии. И осознаю, что скорее всего провалю миссию, и клинику Зюбзика до основания разгромят недовольные родители маленьких богатых детишек. Самозванкой быть очень страшно. Еще страшнее брать на себя ответственность за жизни маленьких болеющих людей. То ли дело…
– Письки… – рычит Галюня, нависнув над Зюнькой, которая вжалась в стену и выставила вперед руку с зажатой в ней линейкой. О боже, в ее руках это страшное оружие. Лапоть может покрошить линейкой роту камбоджийских партизан. Если сейчас уважаемые доктора элитной клиники сцепятся в рукопашной, то можно не боятся гнева разозленных олигархов. Наша смерть будет не быстрой и болезненной. Но, по крайней мере я не успею сделать шаг в точку невозврата. И не погроблю несчастных детей своим непрофессионализмом.
– Отойди, пока я не разозлилась. Венерология, между прочим, более разностороннее ответвление медицины, чем твоя проктология. И между прочим, более востребованная.
– Ага, гнилые свистки рассматривать. Прям царица наук, – рычит Галка. Ну, теперь все понятно. Лютые подружки снова поспорили, чья специализация в медицине нужнее и важнее. Я сползаю со стула и боком двигаю к двери. Может еще успею смыться. Пока не началось…
– Стоять, – грохочет двойное эхо. И две пары глаз пришпиливают меня к полу, прямо возле спасительного портала в клинический коридор. – Ты как считаешь?
– Гинекология, – блею я, понимая, что вот прямо сейчас меня будут убивать.
– Дура, – констатирует Галка. – Сейчас едешь в паспортный стол на Ленина. У меня там пациентка начальствует. Подаришь ей вот это, – сует мне в руки странный сверток, по форме похожий на… Оооо. – Чего глаза таращишь? Массажер это, магнитный. Геморрой у бедолаги. Так вот. Выпишешь своего козла из квартиры, потом… Чего опять?
– А разве так можно? Без согласия? – блею я, прижав к груди страшные дары носатой данайки по кличке Соломинка. – Это законно вообще?
– Не перебивай, – морщится она. – Знаешь, как геморрой болит?
– Нет. У меня пациентки жаловались, но я как то к этому относилась с презрением. Слушай, а что сильно, да? Блин, а я…
– Не дай бог тебе почувствовать. Не важно. Что ты мне голову морочишь? Я ей важные вещи говорю, а она… Короче, можно все что хочешь, за снятие болевого синдрома. Без согласия тоже можно. Зюнька…
– Да, мой генерал.
– Звони своему бугру ментовскому. Ну тому с триппером. Ой. Не закатывай свои ясны очи. Я никому же не рассказала. Тут свои все. Так, а я заряжу спортсмена тяжеловеса с выпадением… Не важно. Будет играть очень интересную роль. Ну все, погнали. Начинаем первую часть Марлезонского балету. Пузырь, Соломинка и Лапоть снова в деле. Один за всех. Точнее одна, точнее не важно. Ну вы поняли.
Вот тут мне становится жутко. Так страшно, что ноги слабнут, и в животе свивается тугая пружина. Может лучше быть бомжихой с низкой социальной ответственностью? А что? Зато не так страшно. Буду спать на теплотрассе. Пить водку с алкашами. Может даже мусорку крышевать.
– Иди в отдел кадров. Пока на полставки тебя возьму. Через неделю приступаешь, – вырывает меня из куртуазных мечтаний голос Зюньки. – И это, там надо будет обходы делать подомовые, учти. Ключ тебе выдадут от служебной машины. Все наши пациенты живут за городом. И больных детей никто не повезет на
