Сабрина напряглась всем телом, стараясь унять бившую ее дрожь.
— Что с тобой? — Наклонившись вперед, Стефани взяла руки Сабрины в свои. — Что с тобой? Почему ты вся дрожишь?
Сабрина покачала головой.
— Сейчас… Подожди минутку…
Но Стефани, перебирая пальцы Сабрины, нащупала кольца на левой руке. Взяв руку сестры, она расправила ее и подложила снизу свою ладонь.
— Ты замужем! И ничего мне не сказала. Мы с тобой уже столько сидим и разговариваем, а ты даже словом не обмолвилась. И кто же он?
Сабрина смотрела в темное окно и видела в отражении: вот они с сестрой — не спят в эту ночь. Она перевела дух, словно собиралась броситься с высокого утеса в бездну неизвестности. Как она могла бы скрыть или смягчить то, что собиралась сейчас сказать?
— Гарт.
Резко выпустив руку сестры, Стефани рывком отодвинула стул назад.
— О чем ты говоришь? Ты замужем за Гартом? Ты с ума сошла, этого не может быть. Тебе он даже не нравился. Прошел год. Не может быть, что ты с ним столько прожила, да еще замужем. К тому же, если уж на то пошло, с какой стати ему… — Она прерывисто дышала, лицо горело ярким румянцем. — С какой стати тебе понадобилось все это выдумывать? Ты не замужем!
— Мы поженились на прошлое Рождество. Стефани, послушай…
— Не верю. Зачем? Зачем тебе это нужно?
— Затем, что мы любим друг друга. — Дрожь у Сабрины прошла; тело ее было холодно как лед, в голосе сквозили бесстрастные нотки. Наверное, ей нужно рассказать обо всем, что произошло, а потом они как-нибудь решат, как будут дальше складываться их отношения, разберутся, как им жить дальше. Жаль, думала она, что нельзя отложить весь этот разговор до другого раза, а сейчас сполна насладиться тем, что Стефани рядом, но эти рассуждения напоминали детский лепет в надежде на то, что все образуется. — Ты же понимаешь, что я не могла снова стать той, кем была раньше. Все считали, что Сабрина Логуорт погибла, и я не могла больше оставаться ею. Поэтому я начала жизнь под именем Стефани Андерсен. Я знала, что это неправильно, что долго так продолжаться не может. Столько раз я пыталась уйти от Гарта, но всякий раз что-нибудь мешало — то университет, то дети, то поездка в Стэмфорт. Наконец, он догадался, кто же я на самом деле и… выгнал меня из дому.
— Догадался? Когда?
— Как раз перед Рождеством.
— Перед Рождеством? А все это время, с сентября, он ничего не знал? Даже ничего не подозревал?
— У него были причины для того, чтобы не обращать на некоторые вещи внимания, подыскивать им объяснения. Он хотел верить, что я — его жена.
Стефани вздрогнула, словно от боли. Немного помедлив, она спросила:
— А похороны были?
— Да. В Лондоне.
— Ты и тогда ничего ему не сказала?
— Я пыталась. Стефани, позволь мне все рассказать с самого начала.
— Значит, в конце концов, он все понял и выгнал тебя из дому. — Ее мысли переключились на Сабрину, и, как бывало уже не раз, у нее было такое ощущение, словно она поставила себя на место сестры. — Какое ужасное для тебя это было время! Как страшно лишиться всего, столкнуться с тем, что тебе говорят, что больше в тебе не нуждаются, знать не желают… Но ты же не лишилась всего, что у тебя было, не правда ли? Ты по-прежнему живешь с ними?
— Я вернулась. Гарт приехал…
Но Стефани снова погрузилась в собственные мысли.
— Значит, выгнав тебя из дому, он все рассказал Пенни и Клиффу, и они меня возненавидели. Да? Я знаю, они меня возненавидели. Он сказал им, что я их бросила из-за какой-то глупой авантюры, потому что они не значили в моей жизни столько, сколько…
— Стефани, он не…
— Но ведь мы думали пожить так всего одну неделю! Они же могли понять это, не правда ли? А потом, когда они решили, что меня больше нет в живых, может… может, они перестали меня так уж сильно ненавидеть.
— Он ничего им не сказал. Мы так ничего и не стали им говорить. Они ни о чем не знают.
Стефани пристально уставилась на нее.
— И что, все это время меня для них не существовало? Они что, считают тебя своей матерью?
— Черт побери, но ведь ради этого мы с тобой все и затеяли, не правда ли? Ты хотела, чтобы я убедила их в этом. Ведь ты просила, чтобы я заняла твое место. — Сабрина глубоко вздохнула. — Извини. Да, они считают меня своей матерью. Они знают, что я — их мать. Да, знаешь, я и в самом деле заменяю им мать уже больше года. А с декабря прошлого года я еще и жена Гарта. Стефани, я обо всем тебе расскажу, но, пожалуйста, позволь мне рассказать все от начала до конца и ничего не говори, пока я не закончу. Пожалуйста.
— Ты лишила меня семьи. Ты украла у меня семью!
— О чем ты говоришь? Я ничего не украла. Они же не вещи на полке, они — живые, они любят сами и нуждаются в любви. Я поехала к ним потому, что ты попросила меня об этом, и осталась там потому, что…
— Потому что они были нужны тебе самой!
— Потому что я люблю их! Потому что ты считалась погибшей. Потому что они стали моей семьей!
На кухне воцарилась тишина. Они застыли на стульях, как изваяния. Обе сидели слегка подавшись вперед, словно желая дотронуться друг до друга, но ни Стефани, ни Сабрина не в силах были заставить себя сделать это — словно их разделяло неодолимое препятствие. Стефани ничего не понимала. Ведь Сабрина могла за это время допустить оплошности и ошибки. Она могла и затосковать по привычному образу жизни. Однако она сыграла выпавшую ей роль и сумела расположить к себе всю семьи, сумела заслужить любовь с их стороны. Они впустили ее в свой круг, и даже не задались вопросом: по какому праву она среди них. Нет, не имеет права, мелькнула у Стефани мысль. Она — самая настоящая самозванка. Она просто занимает чужое место.
Сверху донеслись какие-то звуки — казалось, это передвигают по полу торшер или стул. Ах, Леон, подумала Стефани, что мы теперь будем делать? Она мысленно представила себе его, как он не находит себе места, не в силах сомкнуть глаз.
— Он делает наброски, — пробормотала она. — Он принимается рисовать всякий раз, когда на душе неспокойно или не может заснуть. Тогда один лист сменяет другой: люди, пейзажи, мечты, сны…
— Ты очень любишь его.
— Больше… пожалуй, больше всех. Мы хотели попросить Робера обвенчать нас.
Сабрина вскочила на ноги и порывисто обняла Стефани, а та уткнулась лицом ей в грудь, чувствуя, как по щекам сестры струятся слезы, ощущая ее теплое дыхание.
— Я расскажу тебе все, что произошло. Пока мы с тобой обе не выговоримся, и думать нечего о том, что будет дальше. Ах, как бы мне хотелось, чтобы мы были с тобой…
