— Ранчо очень красивое, — проговорила Сейдж. — Вокруг горы Уинд-Ривер. Мы можем заехать на лошадях на самую вершину и смотреть, насколько хватит глаз.
— Ты даже ни разу не видела своего отца за все это время. — Бен хотел внушить ей хоть немного здравого смысла и помочь самой принять решение вернуться. — Откуда ты знаешь, что он позволит нам остаться? Почему ты думаешь, что ему будет легче, чем твоей матери?
— Я родилась там, — произнесла Сейдж. — Я и мой брат. Мой отец ни за что меня не выгонит.
— Тогда почему ты с тех пор не виделась с ним? — мягко спросил Бен не для того, чтобы причинить ей боль, а для того, чтобы она взглянула правде в глаза. Он хотел, чтобы она увидела все, как есть, а не то, что сама желала видеть.
— Он продолжает ждать. — Сейдж снова начала плакать. — На случай, если мой брат когда-нибудь вернется. Это не потому, что отец не хочет меня видеть, а потому, что мама ни за что бы меня не отпустила…
— Тише, — произнес Бен. — Все будет хорошо.
Бен гладил ее по волосам, стараясь успокоить. Он знал, как матери ненавидят отцов. Его собственная мать так презирала его отца, что краснела от злости и буквально плевалась всякий раз, когда слышала его имя. Бен думал о своем ребенке, растущем внутри Сейдж, и задавался вопросом, будет ли когда-нибудь его ребенок говорить такие же слова о нем и Сейдж. Потому что Бен не мог так поступить.
Он любил Сейдж, несмотря ни на что: на то, что она вела себя как сумасшедшая и говорила всякую ерунду, на то, что ее волосы стали грязными, а коричневый мешковатый свитер и просторная куртка не могли скрыть живот, и даже на то, что от нее пахло блевотой. Но Бен не собирался жить с ней на ранчо в Вайоминге. Он решил так прошлой ночью.
Он отвезет ее так далеко, как сможет, передаст в руки отца, а затем позвонит своей матери, чтобы она заказала ему билет на самолет. Когда Бен узнал, что у Сейдж будет ребенок, то почувствовал себя очень плохо. Он уже сделал ей больно и собирался сделать еще больнее. Мечте Сейдж о нем и их ребенке, о совместной жизни на ранчо не суждено сбыться.
От этой мысли Бен содрогнулся, и Сейдж почувствовала это.
— Тебе холодно? — спросила она, наклонив голову назад.
— Нет, все нормально.
— Правда? — Сейдж взяла его за руки. — На мне есть лишний свитер. Я просто помираю от жары, так что можешь его взять…
— Все хорошо, Сейдж, — повторил он снова, стараясь, чтобы в его голосе она не услышала раздражения. Его утомляли постоянные попытки Сейдж сделать его счастливым буквально каждую секунду. И особенно потому, что Бен знал, что, когда придет время, он обязательно подведет ее. Он думал о книгах в библиотеке, футболе и молочных коктейлях. Он думал о девочках из группы поддержки с их глупыми речовками, об учителях, которые постоянно орут, требуя тишины. Бен слышал голос своей мамы, которая спрашивала, с чем ему делать пиццу, с колбасой или сосисками.
Бен Дэвис думал о совершенно обыденных вещах. Озираясь в темном товарном вагоне, он вспомнил, что за последние два дня ел лишь вяленую говядину и сухой хлеб. Бен знал, что это не его настоящая жизнь, и Сейдж Такер никогда не будет его женой. Он считал, что ребенок внутри нее — ошибка. Сейдж и ее дитя совсем не те, с кем бы он хотел жить на ранчо. Держа дрожавшую девочку в объятиях, он все еще чувствовал к ней любовь, однако в ту самую секунду понял ужасную вещь: одной лишь любви всегда оказывается недостаточно.
В баре было темно и сильно накурено. Лоретта Линн сидела на музыкальном автомате. Вся стена была увешана рогами и лицензиями на алкоголь из всех пятидесяти штатов. Джеймс пил пиво, стоя в одиночестве. Парочка, расположившаяся рядом с ним, ссорилась. Мужчина и женщина орали друг на друга, как пара диких кошек. Уилтон Стикли, фермер с юга, стоял рядом с Джеймсом, положив на стойку бара, поверх пачки денег, свою карту медицинского страхования.
— Ты что здесь делаешь, Уилтон? — поинтересовался Джеймс. — Планируешь сегодня отправиться отсюда прямо в больницу?
— Не-а. — Уилтон пригладил свои пышные усы. — У меня другие планы.
Джеймс кивнул. Сегодня он пришел в бар «Дилижанс», чтобы выпить пива и отвлечься от своих мыслей. В последнее время его мозг был не очень приятным местом, в каждом закоулке которого таилась какая-нибудь мерзость: чувство вины, ненависть, возмущение, обида. Джеймс переживал, что животным недостает воды, и это заставляло его думать о тех, кого он подвел раньше.
Молодая женщина, которую Джеймс никогда раньше не видел, подошла и заняла место между ним и Уилтоном. Под замшевой курткой с бахромой угадывались сильные плечи, а длинная коса белых волос свисала до середины спины. Когда она подступила ближе, Джеймс ощутил запах ее духов и поймал себя на том, что наклонился к ней, чтобы почувствовать этот запах еще полнее.
— Привет, — произнесла незнакомка.
— Привет, — ответил Джеймс.
— Угостить тебя пивом? — поинтересовался Уилтон.
Девушка улыбнулась и повернулась к Джеймсу спиной. Хотя угостить ее предложил Уилтон, Джеймс достал пять долларов, положил их на стойку и попросил Джо налить девушке пива. Она взяла кружку и сделала большой глоток. Ее взгляд упал на карточку Уилтона, и она решила поближе рассмотреть ее хозяина. Жизнь здесь была не из легких, а уж жизнь на ранчо совсем не вязалась с отменным здоровьем. Поблагодарив Джеймса за пиво, незнакомка направилась к бильярдному столу.
— Обычно срабатывает не хуже комплиментов, — произнес Уилтон.
— Ты думаешь, если они узнают, что ты весь упакован, то сразу захотят замуж? — спросил Джеймс.
— Хотя бы только сегодня. — Уилтон ухмыльнулся.
Джеймс кивнул и занялся своим пивом. Он наведывался в город, когда хотел с кем-нибудь поговорить, услышать чей-то смех, но сейчас совсем не был уверен, что хочет остаться. Работа не отпускала его даже в мыслях, и иногда Джеймс чувствовал, что одиночество пронизывает его насквозь.
Никто, кроме Дейзи, не мог изгнать это чувство из его души и тела, думал Джеймс. Но даже воспоминания о Дейзи ему больше не помогали. Джеймс повернулся в сторону бильярдных столов и посмотрел на блондинку, которая все еще улыбалась ему.
Джеймс всегда шел своей дорогой, даже среди всех тех, кто жил на ранчо. Ему были нужны луга с сочной зеленой травой и пышными цветами, огромные красные скалистые горы, вздымающиеся ввысь, в голубое небо. Ему был нужен простор, чтобы начать избавляться от ноши, которую он держал в себе.
Он работал бок о бок с одинокими существами. Перемещаясь по прерии, коровы часто разбредаются. Они отстают, теряются, умирают. Вот почему выращивать их значительно сложнее, чем таких животных, как овцы, у которых очень развито стадное чувство. При перегоне скота у ковбоев существует определенная тактика — фронт-зад-центр, — и каждый должен находиться на своей позиции, чтобы стадо не разбредалось и двигалось в нужном направлении. Работая поодиночке, когда вокруг нет никого, с кем можно было бы поговорить, каждый со временем начинает забывать, как звучит его собственный голос.
