давно запущена, что сейчас произойдет то, что разделит ее жизнь на до и после, но не боялась. Ни капли страха, ни капли сомнения. Потому что горячо. Потому что сладко. Потому что невозможно хорошо. Потому что абсолютно правильно.
Василий упер руки в покрывало с двух сторон от ее головы (и когда они оказались на кровати?), заглянул в глаза. Кет посмотрела на вздувшиеся буграми мышцы на огромных плечах, перевела взгляд на напряженное серьезное лицо.
- Боишься, девочка? - прошептал он, не отрывая глаз от ее взволнованного смущенного лица.
Она помотала отрицательно головой. Нет, она точно не боялась.
- И правильно делаешь, - Василий наклонился, мягко коснулся губ, сначала аккуратно пробуя, и с каждой секундой увлекаясь все больше и больше, пока, наконец, не вдавил Кет всей массой тела в матрац, фиксируя ее сильными руками, обездвиживая полностью.
И Кет, у которой еще сильнее закружилась голова, уже мало за чем могла уследить. Да и не старалась. Только реагировала, только отвечала.
Вздрагивала от смелых ласк, от внезапно оглушающего ощущения его голой кожи на своей, его губ у себя на шее, груди, животе. От его рук, выстраивающих ее тело так, как ему хотелось. От его тяжести, от жаркого предупреждающего шепота.
От боли первого проникновения.
Острых, тянущих, жгучих первых толчков внутри. Осторожных. Он не хотел навредить. Сдерживался. Шептал все время что-то ободряющее, утешал, целовал мокрые от слез щеки, дрожащие от плача губы, зажмуренные веки. Ждал. Пока привыкнет. Пока освоится.
Кет длинно выдохнула, разжала пальцы, намертво вцепившиеся в мощные плечи, неуверенно провела по шее, по коротким волосам на затылке, обхватила тонкими ногами талию. Василий опять вжался губами в шею, прикусил мочку, возвращая утраченное возбуждение, гася ласками боль.
Мягко, но властно отвел руки за голову, сжал запястья ладонью, прогнул другой рукой ломкую поясницу Кет, делая проникновение более глубоким, и двинулся, неотрывно глядя в широко распахнутые в шоке глаза, наклоняясь, чтоб коснуться припухших губ поцелуем.
И Кет, несмотря на испытываемую ею сильную боль и серьезный дискомфорт в промежности, отвечала. Неосознанно, на уровне инстинкта, прогибаясь сильнее в пояснице, сжимая Василия ногами, даря ответные поцелуи. Просто потому, что хотелось, просто потому необходимо было отвечать, трогать, двигаться навстречу.
Она не знала, сколько это длилось, но через некоторое время осознала с удивлением, что боль притупилась, несмотря на то, что движения стали сильнее, жестче, грубее, словно он уже не мог себя сдерживать, обрушивая на нее всю свою силу. Вместо боли опять росло внизу живота возбуждение, жажда непонятно чего, желание, и Кет понимала, что Василий как раз способен унять это странное ощущение, что он все делает верно, что еще чуть-чуть…
И тут все прекратилось.
Василий глухо застонал и замер, обдавая ее шею горячим дыханием. А Кет не смогла сдержать разочарованного стона и даже двинулась пару раз под ним, как смогла, учитывая, что тело, навалившееся на нее, было невозможно тяжелым. Василий приподнял голову, неверяще уставился на нее.
- Нихера себе… - пробормотал он, а затем спустился ниже, прихватывая по пути разгоряченную кожу губами. Грудь, острые соски, живот, впадина пупка, ниже, прижал языком клитор.
Кет, не веря, что она это чувствует, крупно дрогнула всем телом, выгнулась, попыталась отстраниться, но он крепко сжал ее бедра и плотно припал ртом к чувствительному месту, не позволяя двигаться.
И Кет прошило волной удовольствия буквально уже после пары жестких ударов языка. Она изогнулась так, что чуть на мостик не встала, не контролируя реакцию тела. И упала обессиленно обратно на постель, чувствуя себя воздушным шариком, из которого внезапно выпустили весь воздух.
Василий опять оказался сверху, глянул весело и жадно:
- Вот это ты горячая! Во время первого секса кончить… Я о таком только в фантастических рассказах читал. И в порнушке смотрел.
Он мягко и глубоко поцеловал ее, щедро делясь ее же вкусом, и Кет покорно разомкнула губы, уже не реагируя на его слова. Слишком вымоталась.
- Мать на смене? - спросил он, укладываясь рядом.
- Да, утром ушла, на сутки, - Кет еле ворочала языком, пытаясь собраться с силами и сползти с кровати.
- Куда собралась? - тяжелая ладонь вернула ее на место, прижала к горячему боку, - я с тобой не закончил еще. Со мной спишь сегодня.
- Нет… - Кет вяло и безуспешно попыталась освободиться, - мне уроки, завтра зачет промежуточный по английскому…
- Пох*й, - он накинул на нее покрывало, притягивая еще ближе, обхватывая поперек талии, - не убежит твой английский.
Кет протестующе забормотала что-то, но ее опять заткнули поцелуем. Зашептали, что, если не угомонится, то будет еще один раунд. Кет смирилась. Улеглась поудобнее и закрыла глаза, чувствуя себя на удивление хорошо и спокойно. На своем месте.
8
Князь не любил спать с бабами. Трахаться любил, а спать - нет.
А все потому, что во сне буянил. Ругался, стонал, зубами скрипел. За это часто по щени в казарме получал ночью сапогом по физиономии. Особенно сильно это проявилось после войны. Кошмары не давали покоя, и Князь, случалось, даже орал во сне. Мало, какая баба выдержит такое.
Правда, в эту, последнюю, командировку, благодаря девчонке, приходящей к нему каждую ночь, спалось хорошо и сладко.
Ну а после возвращения трезвым он не ходил, и кошмары, если и были, гасились алкогольным бредом.
Поэтому Князь неслабо удивился, проснувшись вечером в обнимку с Кет и без малейших признаков похмелья или приснившегося дерьма.
Потому что не снилось ему дерьмо. Что-то хорошее снилось. Сладкое. Дурманящее.
И сон явно продолжался, ведь ладонь Князя очень удобно лежала на круглой голенькой попке, и ощущения были самые кайфовые.
Он немного приподнялся, машинально погладив нежную теплую кожу, отвел прядь темных волос от лица. И замер, засмотревшись.
Девочка спала совершенно безмятежно, уткнувшись ему в плечо носиком, как котенок, и выглядела совсем маленькой и невинной.
Спящая принцесса, блин. Нежная и целомудренная. Вот
