— А Елена? — раз уж влезла в этот разговор, надо довести его до конца. Тем более, что-то подсказывает мне, что и самому Егору нужно выговориться. Поделиться тем, что накопилось глубоко внутри. — Она знает?
— Трудно не знать, согласись… — грустно хмыкает он. — Только ей тоже давно все равно. Она всю жизнь действует по указке собственного отца, я не знаю, почему. Ни за что на свете не воспротивилась бы его решению. А он держится за этот брак всеми силами. Вот так-то…
— Прости, — мне больно и стыдно, словно своими вопросами я разворошила осиное гнездо. Но только во взгляде Егора вновь нет ни упрека, ни осуждения. И, как бы неуместно это ни было, я понимаю, что угадала: он рад, что сейчас мы обсуждаем это. Словно наконец-то выпустил наружу наболевшее. И за считанные мгновенья стал еще ближе для меня. Гораздо ближе, чем даже после недавнего поцелуя.
— Не извиняйся, все в порядке, — он улыбается мне, а я вспоминаю слова его отца. Проговариваю их про себя и в очередной раз изумляюсь. Теперь уже совершенно ясно, что ничего общего с действительностью они не имеют. Егор вовсе не избалованный мажор, каким представил его мне Арбенин-старший. Вот только с какой целью? Не может же сам настолько заблуждаться?
Плохо и то, что и с самим Егором обсудить это я не могу. Ведь не спросить же его напрямую: за что отец тебя не любит? На такие вопросы вряд ли есть логичный ответ, да и причинять ему лишнюю боль не хочу.
Может, Александр Арбенин вообще из тех людей, кто не способен на добрые чувства. С женой он из-за бизнеса, одного сына считает едва ли не врагом, а второго держит в ежовых рукавицах, «как бы чего не вышло». А ведь при первой встрече он мне понравился и выглядел таким искренним…
«Ты совсем не разбираешься в людях, сестренка. Нет бы на моих ошибках учиться, так тебе все свои хочется сделать», — Настин голос звучит в голове так отчетливо, будто она и впрямь находится в этой же комнате. Именно так и сказала бы. И во многом была бы права, наверно, я действительно наивная и много раз ошибалась, выбирая себе в друзья совсем не тех людей. Но когда мы учились на чужих ошибках? Да и очень хочется думать, что в этот раз все иначе. Что в случае с Егором я все понимаю и делаю правильно.
— Ты выглядишь усталой, — он касается моего плеча. — И разговор этот неприятный, давай его закончим. Пойдем, провожу тебя в твою комнату.
Адекватен он точно больше меня. Соображает намного лучше. Мне ведь и в голову не пришло, что пора убраться. Лечебные процедуры завершены, и делать здесь нечего. Да и ситуация слишком двусмысленная, совсем не хочется, чтобы кто-то застукал нас ночью вдвоем.
Снова делаю попытку подняться, на этот раз стараясь как можно меньше задействовать поврежденную ногу. Если не наступать до конца, почти не больно, но тогда придется хромать и подпрыгивать. И не трудно представить, как это будет выглядеть со стороны.
Меня не должно волновать, что подумает Егор. Только… почему-то волнует. Я совершенно не хочется предстать перед ним в таком нелепом положении.
Но пока все это обдумываю, он опережает меня. Оказывается рядом, снова подхватывая на руки. И будто чувствуя, что могу начать возмущаться, поясняет:
— На ногу лучше не наступать, а прыгать тебе будет неудобно. Да и громко получится. Так что лучше я помогу.
С этим аргументом трудно спорить: я и не подумала, что своими прыжками могу всех всполошить. Вот только неизвестно, что хуже: это, или если хозяин увидит меня на руках у своего сына.
Но пока я переживаю, мы оказываемся в моей комнате. Егор прикрывает дверь и только потом опускает меня на пол, донеся почти до самой кровати. Здесь снова темно и все слишком напоминает ночь нашей первой встречи. Когда вокруг только лунный свет — и его силуэт. Правда, сейчас парень одет, но это мало что меняет. Он волнует меня куда больше, чем тогда. Мне нравится его запах, приятно ощущать его прикосновения. До дрожи восхитительно было находиться в его руках. И я, кажется, хочу большего…
Глаза быстро привыкают к темноте, и едва различимый свет с улицы позволяет рассмотреть его лицо. Непозволительно близко. Да что же это такое?! Я должна поблагодарить его, пожелать доброй ночи и спровадить из своей спальни, а вместо этого пялюсь на губы и представляю, какие они на вкус. И хочу узнать это больше всего на свете. А он не уходит.
Глава 13
Первый и последний раз я целовалась еще в школе. На выпускном. Если это, конечно, можно было назвать поцелуем. Губы Мишки Лаврентьева, увивающегося за мной несколько последних лет, оказались мокрыми и холодными. От него нещадно разило смесью алкоголя и табака: он, как и многие другие мальчишки в тот день почему-то был уверен, что чем больше выпьет, тем взрослее будет казаться. А за сигареты дежурные учителя впервые не гоняли. Я не почувствовала ничего, кроме отвращения и желания отстраниться, сбежать как можно дальше. Именно это и сделала тогда, с трудом вырвавшись из ставших слишком настойчивыми объятий. Спряталась в небольшой беседке в парке возле ресторана, а к одноклассникам так и не вернулась. Проревела полвечера, ругая себя за то, что вообще позволила ему приблизиться. Нет, Лаврентьеву не совсем снесло крышу, и даже пьяный он вряд ли решился зайти слишком далеко без моего согласия. Но было противно и обидно, что мой первый настоящий поцелуй оказался настолько гадким. Такие вещи не то что повторять не хочется, наоборот, мечтаешь стереть из памяти навсегда. Будто не было ничего.
Наутро он звонил, испуганный и взволнованный, каким-то образом умудрившийся вспомнить, что слишком распустил руки накануне, извинялся и признавался мне в любви. Замуж звал. А я могла только порадоваться, что школа закончилась. И больше не надо с ним встречаться, потому что даже просто видеть тогда была не готова. И хотя понятия не имела, отличаются ли поцелуи пьяного и трезвого человека, проверять это тоже не было никакого желания. Мишка мне нравился. Не настолько, чтобы выходить замуж, да и не думала я в те дни о браке, но встречаться, может, и согласилась бы. Раньше. До того, как осознала, насколько противны мне его прикосновения.
Когда рассказала обо всем сестре, Настя только посмеялась. Уж ей-то опыта в поцелуях было не занимать: она лет с четырнадцати не знала отбоя от поклонников.
— Глупая ты сестренка, нашла к чему придраться. Ну, подумаешь, поцелуй не понравился. Много у тебя было их, поцелуев этих? А ухажеров и того меньше! В постели первый раз тоже не айс, но это же не значит, что о сексе надо забыть! По Мишке твоему вон сколько девчонок сохнет, а ты нос воротишь. Довыпендриваешься, что вообще никому не нужна будешь.
В очередной раз пожалела, что поделилась с ней. Пусть сохнет по Мишке, кто угодно, и терпит его слюнявые поцелуи. А я так не могла. Не хотела. И знала, что в следующий раз человек, который поцелует меня, будет другим. И губы его — другими. И я буду желать этого не меньше, чем он…
Воспоминания о моем печальном поцелуйном опыте вихрем проносятся в голове. Губы Егора слегка приоткрыты, и я чувствую теплое дыхание, которое касается моих. Согревает, будоражит. Глаза блестят в темноте и кажутся бездонно-черными. Сейчас определенно все иначе. Мы оба не пили ни капли, но я не чувствую себя трезвой. И хотя в реальности никогда не напивалась, в голове туман. Сердце давно не на месте, оно то грохочет у горла, то ухает куда-то вниз, лишая и без того шаткого равновесия. словно магнитом тянет к НЕМУ. Понимаю, что нельзя, но как противостоять самой себе?
— Это неправильно, — шепчу, борясь с мучительным желанием податься вперед, сократить эти ничтожные миллиметры между нами и прижаться к его губам.
— Неправильно только в одном случае, — он тихо выдыхает в ответ, и кажется, что воздух вокруг нас начинает вибрировать. И этот трепет наполняет все тело, от головы до кончиков пальцев на ногах. — Если ты не хочешь. Тогда просто скажи «нет». Останови меня.
Я знаю, что так и будет. Стоит мне только сказать — и он уйдет. Не станет настаивать, поступит, как настоящий, достойный мужчина. И плевать, что плел про него отец — это все полнейшая чушь. Подлецы и мажоры не спрашивают разрешения перед поцелуем, они и все остальное-то берут без спроса. Как было с Настей… Но Егор не такой. Не знаю, за какие заслуги, но, кажется, мне посчастливилось встретить человека, которому не все равно. Который действительно готов услышать и принять то, что я хочу.
