щеки покраснели от смущения.
Странный трепет пронзил меня при ее появлении, неожиданном и нежеланном.
— Я так и думал, но спрашиваю сейчас, почему?
— Почему это так удивительно, что Антонио не хотел меня? Возможно, он не считал меня привлекательной. Очевидно, ты тоже не хочешь, иначе не проводил бы большинство вечеров в своем кабинете, а свои ночи, повернувшись ко мне спиной. Мы оба знаем, что, если бы ты меня хотел, если бы вообще считал меня желанной, я бы лишилась своей невинности еще в нашу первую брачную ночь.
Желанной было недостаточно сильным словом, чтобы описать Валентину. Она была великолепна, элегантна. Мои глаза опустились к ее декольте. Во время ее нескольких попыток соблазнения в первые дни она надевала нижнее белье, которое почти поломало мою решимость. Теперь я был рад, что мое самообладание победило. Если бы я трахнул Валентину в те дни, это было бы жестко и быстро, из-за подпитаного гнева. Я заметил бы ее невинность слишком поздно и мог бы причинить ей боль. Это не то, чего она заслуживала. И все же я знал, что она никогда не получит тех любовных ласк, о которых мечтала в первый раз.
— Я думал, мы договорились, что я не буду принуждать тебя, — сказал я.
Грудь Валентины тяжело вздымалась, и она покраснела еще сильнее.
— Но тебе и не нужно было меня принуждать. Ты мой муж, и я хочу быть с тобой. Я уже несколько дней пыталась соблазнить тебя, а ты даже не обращал внимания на мое тело. Если бы ты считал меня привлекательной, хоть какую-то реакцию бы проявил. Я думаю, мне просто повезло, что я всегда в итоге оказываюсь с мужьями, которые считают меня омерзительной.
Меня переполнял гнев. Злость на себя за то, что не смог сделать то, что должен был сделать в первую брачную ночь.
— Ты мне не омерзительна. Поверь мне, я считаю тебя привлекательной.
Брови Валентины с сомнением дернулись. Как она могла верить, что я не желаю ее? Большинство моих проклятых мыслей в эти дни вращались вокруг фантазий о том, как я хочу завладеть ее киской и ртом. Я шагнул ближе к ней, стараясь не обращать внимания на то, как мое тело кричало, чтобы она стала моей.
— Так и есть. Даже не сомневайся. Каждый раз, когда я вижу мелькнувшую сливочно-белую кожу твоих бедер… — я погладил ее мягкое бедро, ощущая, как по коже бегут мурашки. Она была теплая, мягкая и моя. На лице Валентины промелькнуло потрясение, за которым последовало желание, манящее меня в ту сторону, которую я изо всех сил старался подавить. — Или когда вижу контуры твоей груди через те маленькие ничтожества, которые ты надеваешь, когда ложишься спать, — продолжал я, не в силах удержаться, чтобы не прикоснуться к выпуклости груди Валентины. — Я хочу бросить тебя на нашу кровать и войти в тебя.
Правда осталась между нами, и я быстро отдернул руку, подавляя свое желание.
— Хочешь? Тогда почему…
Я прижал палец к губам Валентины, заставляя ее замолчать. Ощущение ее горячего дыхания на моей коже вызвало образы моего члена в ее рту. Это была проигранная битва, я знал это, знал уже давно.
— Сейчас моя очередь задавать вопросы, и ты обещаешь не лгать.
Она слегка кивнула, и в ее глазах мелькнуло беспокойство.
— Почему Антонио не спал с тобой?
Валентина была девушкой, перед которой мало кто из мужчин мог устоять. Я видел, как многие мои солдаты смотрели на нее, думая, что я не обращаю на них внимания.
— Я дала ему обещание не рассказывать никому.
— Антонио мертв, — сказал я. Было неприятно, что она предпочла верность своему покойному мужу верности мне, но понимал, что веду себя, как лицемер. — Теперь я твой муж, и твое обещание мне важнее.
Она снова отвернулась.
— Валентина?
— Антонио был геем.
Меня захлестнуло удивление. Я всегда гордился тем, что хорошо разбираюсь в людях, а Антонио никогда не вел себя так, чтобы можно было предположить, что он предпочитает мужчин. Конечно, мои солдаты знали, что им придется скрывать свое ориентацию или не оставить мне иного выбора, кроме как наказать их.
— Я никогда не подозревал. Ты уверена?
Валентина бросила на меня раздраженный взгляд. Как обычно, это одновременно злило и взволновало меня. Поэтому очень немногие люди осмеливались показывать свои истинные чувства в моем обществе.
— Он иногда приводил своего любовника к нам домой, — сказала она.
— Почему он не спал с тобой, чтобы появились наследники? Это могло бы снять возможные подозрения.
Они были женаты не так долго, но рано или поздно люди стали бы задавать вопросы, почему у них нет детей. Так было со мной, и с Карлой. Я отогнал эту мысль прочь.
— Не думаю, что это получилось бы. Ну ты знаешь… — она указала на мой член.
— Он был бесплоден?
Яркий румянец разлился по щекам Валентины, заставив меня задуматься, почему я все еще стараюсь сдерживаться. Я не был хорошим человеком, и пытаться быть им было пустой тратой времени. В конце концов, я заявлю на нее свои права.
— Нет, он как-то сказал, что у него не встаёт на женщин.
Я снова обратил свое внимание на Валентину, которая выглядела искренне смущенной, и ее слова заставили меня осознать кое-что еще. Она никогда не видела эрекцию.
Мне необходимо было сосредоточиться на защите Наряда, а не на природе моего желания к жене.
— Кто его любовник?
— Я не могу тебе сказать. Пожалуйста, не заставляй меня.
Я пристально вгляделся в лицо Валентины, когда коснулся ее предплечий, зная, какой эффект производила на нее моя близость.
— Если это кто-то из Наряда, я должен знать, и если он не… Наряд на первом месте. Мне нужно защитить всех, кто доверяет мне.
— Я не могу тебе сказать. И не скажу. Прости, Данте, но неважно, что ты сделаешь, я не назову тебе имя.
Я никогда не терпел непослушания, даже в своей семье. Карла никогда не возражала мне, была по природе своей покорной, но Валентина совершенно другая. Это вызвало у меня желание заставить ее подчиниться.
— Ты жила под защитой, Валентина. У меня крепкие мужики говорили то же самое, и в итоге они открыли все свои секреты.
— Тогда сделай, что должен, — процедила она сквозь зубы и снова высвободилась из моих объятий. — Отрежь мне пальцы на ногах и накорми меня ими. Бей меня, жги, режь, но я лучше умру, чем буду нести ответственность за смерть невинного человека.
Невинный. Не тот термин, который она использовала
