не ответил на мои вопросы, почему я должна отвечать на твои?
— Да, я что-то слышал о равноправии полов.
Во мне бурлил сумасшедший коктейль из разномастных чувств — растерянность, непонимание, злость, гнев, восторг.
Не обошлось и без последнего, и злость моя росла пропорционально восторгу. Как же, в моей комнате находится тот самый человек, который снился почти каждую ночь, который проник слишком глубоко, слишком сильно, который смог задеть фундамент.
Он смотрит на меня в одной сорочке… Гормоны бились о выставленную, но едва держащуюся стену невозмутимости. Мол, не хотим мы никого и грудь не наливается тяжестью. Восторг отвергал любые доводы рассудка. “Ему плевать, кричал здравый ум, Максим пришел только поразвлечь свое эго.”
Но как бы я не злилась на себя за это, радость вгрызала себе путь через боль, сквозь те ножи, которые так же накрепко торчат в моей груди.
Что из этих чувств сильнее, я не могла отметить. Я ощущала себя крайне уязвлено, и чтобы я не думала, коктейль не рассасывался. Казалось, что со мной играются, а я только и делаю что поддаюсь. Не зная ни правил, ни условий, ни игроков я тупо проигрывала. Это бесило неимоверно.
Что за наглость? Что за бесцеремонность? Откуда такой эгоизм и вседозволенность? Один факт, что Максим проник в мою спальню и наблюдал как я сплю вверг меня в ступор. Зачем? Почему?
Как бы я не хотела ответить на этот вопрос так, как хотелось мне, я обещала себе не быть наивной малолеткой, и поэтому я ждала хоть одного намека на ответ. Я спрашивала, я требовала. На что я получила лишь ухмылки и презрение.
Максим не оставлял мне даже возможность на ложь самой себе. Он отдирал их с моей груди с каждой брошенной фразой. А последняя просто добавила огня в мою пылающую душу.
Одеяло отлетело в сторону, а босые пятки почувствовали холодный пол. Тапки были утеряны для меня, как и чувство смущения и неловкости. Тонкая сорочка облепила мое дрожащее тело, волосы рассыпались по плечам, тонкое кружево на груди просвечивало тонкую кожу — все это я тоже не замечала. Пусть! Коктейль сменился на что-то более мощное. Он кипел. Он взрывался. Он требовал выхода.
— Вон, — процедила я сквозь зубы, стоя уже в полный рост, пылая одним ярким пламенем.
Восторг был задавлен, точно блоха. Радость растворилась в ядовитой обиде. Сжав кулаки, я выдала четче.
— Вон из моей комнаты, я сказала.
Для меня осталась лишь едкая злость, которая кипела во мне вовсю. И если сейчас же ничего не измениться, я взорвусь. А смотрела я на кресло напротив сверху вниз, где вальяжно расположился слишком наглый, слишком дерзкий и самонадеянный хам.
— Встал и бегу… — выдал тот самый хам, не шелохнувшись.
Его смешок только укрепил мои мысли. Что бы ни задумал этот мужчина в моей спальной, это не тот Максим, которого я бы приняла не только в комнате. Он полностью проигнорировал мою реакцию на его слова. Ему плевать на мои чувства. Ему безразлична я.
Спрятав обиду как можно глубже в себя, выдавая только холод в голосе и уверенность в позе, я повторила.
— Выйди немедленно.
Полный игнор.
— Жених значит против?
Очередной смешок и пренебрежительный тон.
— Не твоего ума дело, — процедила я, впиваясь ногтями в кожу ладоней.
Максим нервно дернулся. А через одно молниеносное движение он уже стоял на ногах и с напряженными плечами. О да, парень, не понравилась грубость?
С одной стороны я была благодарна — даже не знаю кому именно, может кому-то свыше? — праведный гнев не допустил мне растеряться. На самом деле, какая теперь разница есть ли жених или это глупая шутка подруги?
— Который по счету?
— Что?
— Я говорю который твой жених по счету…
— Как ты…
— Первый, ещё тот же? Третий? Пятый?
— Замолчи…
— А чего женишок не оберегает честь своей невесты?
— Хам.
— Может сам гуляет?
— Замолчи. Как ты смеешь? Какое ты имеешь право? Кто ты такой вообще?
Один короткий миг и дыхание Максима обжигает мое лицо.
— Кто я такой? — тихий рык раздается угрожающе.
Мужская рука обхватывает шею, где бешено бьется сонная артерия. Его близость заставляет нервничать. Его тяжелое дыхание обжигает щеку. Его захват вызывает трепет раненной лани — остались последние судорожные вздохи и понимание конца. Между нами всего сантиметр и между нами океан ненависти.
Добыча должна бороться за свою жизнь, я же заглядывала хищнику в рот. Кожа горела, а самое противное, я горела внизу. Я хотела своего мучителя. От одного его запаха — свежесть хвойного леса и запах мужского тела после бега — мои гормоны отвернулись ко мне спиной и радостно вздохнули “наконец-то”.
Тонкая шея теряется в большой ладони и кажется такой хрупкой, что мужчине понадобится лишь сила воли на то, чтобы ее сломать.
— Тебе напомнить какое у меня право?
Большой палец приоткрыл клетку из захвата и теперь блуждал, очерчивая линию моего подбородка.
— Ты не будешь меня целовать, — выдала я, заметив, куда смотрит черная бездна. Да что там, я сама не могла оторваться от разглядывания маленького шрама над верхней губой приоткрытого рта.
Я протестовала всему миру, бежала против ветра и гребла против течения. Да, бесполезно и абсолютно бессмысленно. Мир задавит своей силой, а течение просто затянет ко дну.
— Даже если бы хотел…
Я проглотила вырвавшиеся ядовитые пары внутреннего коктейля.
— Ты не будешь меня трогать. Ты не будешь меня обнимать.
Я вынесла приговор самой себе. Любви в углу подсудимых не хватило веских доказательств и реализм ее не пощадил, приговорив на пожизненное заточение в самом темном и тесном уголке души.
Хамское отношение Максима, его грязные слова, пошлые подтексты не оставили мне ни одной возможности на надежду — этот не тот человек, которому я впервые отдалась и сохранила его нежность через годы.
Но он об этом не узнает.
Он не узнает о главном.
— Как тебя не трогать? — спросил мой мучитель и переместил руку с шеи на волосы, собрал их ладонью и намотал на кулак.
— Ты уверена? — с этим вопросом меня заставили вскинуть голову чуть назад, затянув волосы в кулаке. Взгляд мой остался на прежнем месте — казалось, ничто не могло заставить зрительному контакту прерваться.
— Ты не сделаешь это. Я не допущу этого, — процедила я тихо.
Между нами сантиметр, который мог зафиксировать самую напряженную точку в земном шаре. Этот сантиметр мог заряжать устройства. Этот сантиметр мог возродить потухший вулкан. Но этот сантиметр не мог возродить наши чувства.
Это была игра
