– Что? Катю? – взвыл Макс и даже подпрыгнул, чтобы разглядеть того, кто сказал.
«Скорая» уже отъезжала. Макс сломя голову помчался к верному Буцефалу. Ну, верный друг, не подведи! Макс давил на газ, и Буцефал мчал вперед, не отставая от «Скорой». Дома, фонари, витрины, машины – все неслось, качаясь у Макса перед глазами. Иногда они останавливались на светофоре или в узком переулке, и тогда Максу становилось совсем худо. Что делать? Бежать разгонять машины перед «Скорой»? Откатить вставших во втором ряду? Но «Скорая» как-то справлялась с ситуацией, и Макс ехал за ней дальше.
Вот и приехали к приемному отделению. Макс выпрыгнул из Буцефала и побежал к «Скорой». Из нее выносили и укладывали на каталку миниатюрную старушку. На низкой подушке лежала изящная головка с короткой стрижкой. Сморщенная маленькая ручка на казенном одеяле была покрыта кольцами.
– Сказали же «Катю повезли», – крикнул Макс, задыхаясь.
– Молодой человек, вы кто? Родственник?
– Я? – спросил Макс. – Нет. Да. Не знаю. Где Катя?
– Тогда не мешайте, – сказали медики, поворачиваясь к нему спинами.
Сморщенная ручка в кольцах похлопала по плечу санитара, взявшегося за ручки каталки. Всё остановилось. Макс одним прыжком подскочил поближе.
– Я Катя, – сказала старушка, не открывая глаз. – Екатерина Семеновна.
Каталка снова двинулась. Старушка хлопнула по руке санитара. Махнула рукой: «одну секунду!» Открыла глаза и внимательно посмотрела на Макса. Максу показалось, что глаза у нее смеялись.
– А ты, значит, за своей Катей ехал, да? Думал – это я? – Старуха как-то хрипло каркнула. – Тха!
Ну, точно, старуха смеялась над ним! Одной ногой в могиле, а туда же!
– Все у тебя будет хорошо с твоей Катей. Я тебе предсказываю, – проговорила она и закрыла глаза.
– Ну, что же мы стоим? Поехали! – закончила она совершенно сварливо. Рука с кольцами снова поднялась и махнула. И весь старухин кортеж тронулся с места и скрылся из глаз Макса.
Макс стоял, не замечая, что Буцефал остался брошенным с заведенным мотором и открытой дверцей, не замечая снега, который падал ему на брови и ресницы.
– И что это было? – наконец сказал он вслух. – И как это называется?
– Это называется, довезли и успели, – ответили ему из темноты. – И значит, есть шанс. Вы, кажется, совсем о другом думаете и не поверите мне, конечно, но на самом деле все просто: пока мы живы, есть шанс.
– Почему не поверю? Поверю. Есть шанс. Есть шанс! – повторил Макс со вкусом.
– Есть! – Сигарета в темноте на миг осветила ухмылку старого врача.
Макс махнул на прощанье рукой и побежал к машине. «Есть шанс, – повторял он себе. – И даже если его нет, то он все равно должен быть».
Склонившись над инкунабулой форматом ин-фолио, Катя думала совсем не о работе. Обычно окружающий мир переставал для нее существовать, отрезанный светом настольной лампы. Старые книги были Катиной машиной времени, они переносили ее из одной эпохи в другую, а она была путешественником, внимательным и благодарным.
– Прости. – Катя погладила книгу.
Как только Катя увидела эту шикарную, поражающую воображение инкунабулу, она сразу же решила сделать закладку к ней. То есть сразу решила, но не стала сразу делать, конечно. Сначала надо было выполнить основное, а работа с книгой – это работа очень кропотливая и совсем небыстрая. Но сегодня она будет делать закладку, потому что с книгой работать в таком настроении нельзя. О книге нужно думать во время работы, а Катя думала совершенно о другом. Катя отложила книгу и взялась за карандаш – она всегда что-нибудь рисовала, когда думала.
Прав был ее начальник. Абсурдно, нереально, невозможно, но правда: начальник был прав. Потому что непонятно, как? КАК ей удавалось быть такой идиоткой?
Как можно было целоваться на эскалаторе с незнакомым человеком, похожим на скандинавского бога? Это же опасно, это очень опасно, боги шутят, а у нас, смертных, качается мир, и его надо придерживать за колонну.
– Да, – оправдывалась Катя, – но раньше я не была знакома с богами и героями. Поэтому я не знала, как надо с ними обращаться.
– Ты и с этим не знакома, – возражала она самой себе, – и это тебя никак не смутило. Неважно, что ты знаешь о богах и героях, но о том, как обращаться с незнакомыми людьми, ты же знала? Им надо вежливо говорить «спасибо» и «извините», а не целоваться с ними!
– Да, но дело не в этом, – возвращалась к самому-самому важному Катя, – уже тысячу лет никто не пытался меня поцеловать – ни боги, ни герои, ни голодранцы. А почему тогда он? Почему меня?
На это Кате ответить было нечего, и она только задумчиво трогала кончиками пальцев свои губы. Мягкие.
– Не хотите ли чашку чая?… гм… Екатерина Александровна? – раздалось за ее спиной.
Катя вздрогнула и уронила карандаш, которым рисовала. На узкой полоске картона (видимо, она первая попалась ей под руку) стремилось вверх, соединяя три мира, дерево ясень, и в его ветвях проступали лица богов и героев.
– Оригинально. – Сергей Сергеевич указал подбородком на рисунок на картонной полоске. – Очень интересно.
– Эммм, это только эскиз, – сказала Катя, отклоняясь и подтягивая к себе картонку.
– Я не знал, что вы и такое умеете. – Сергей Сергеевич пришпилил твердым пальцем рисунок.
– Да, – ответила на это Катя. – О да!
И отодвинулась вместе со стулом.
Сергей Сергеевич с напряженным вниманием изучал рисунок. Кате было немножко не по себе. Ее работа оплачивалась не по часам, а по результату, но все же…
– Я понимаю, что рано спрашивать, но не могли бы вы сказать мне, что это должно… – Заказчик не смог подобрать термина и покрутил пальцами.
– Закладка. – Катя встала и отступила на шаг от стола – так ей было чуть-чуть спокойнее. – Это эскиз закладки.
Сергей Сергеевич оторвался от созерцания рисунка и вперил свой взгляд василиска в нее. Бр-р-р!
Катя сделала серьезное лицо и принялась фантазировать:
– Закладки раньше изготавливались вместе с книгой и, конечно же, были выполнены в едином стиле. Повторяли узор виньетки или орнамент обложки. Это мог бы быть и сквозной персонаж, которого оформитель отправлял путешествовать со страницы на страницу. Я пыталась понять, какой орнамент подошел бы для этой книги.
Катя остановилась. Может, хватит? Но заказчик молчал, и Катя продолжила:
– Материал закладки, разумеется, не картон. Я думала сделать полоску кожи с тиснением. Тиснение я умею делать.
Заказчик продолжал смотреть на нее в упор ничего не выражающими прозрачно-голубыми глазами. Катя не знала уже, что добавить.