— После вечеринки с коктейлями, которую дает мэр в Грэйси-Мэншион.
— Прекрасно, приступай к работе. До свидания, Чейси. Ты просто потрясающая!
— Спасибо, Уинстон. До свидания.
— Помни: ланч сразу же после твоего возвращения в Вашингтон.
— Конечно, Уинстон.
И только тогда, и не раньше, ее босс повесил трубку.
Чейси оглядела комнату, которая всего час назад казалась ей жалкой дырой. Она включила телевизор на канале, посвященном наиболее важным правительственным новостям. Обычно там шли репортажи из Конгресса, но иногда транслировались и важные совещания из других частей страны. Это было не более интересно, чем шум пылесоса, стиральной машины или другой бытовой техники.
— Я стою перед вами, гордый тем, что я американец! — говорил Дерек, стоя в центре зала, окруженный толпой людей, одетых в почти одинаковые серые костюмы. В ответ раздались аплодисменты. Как прирожденный оратор, он переждал, пока утихнет шум, и продолжил:
— И я люблю Нью-Йорк!
Чейси слушала, открыв рот. Дерек был одет в новенькую форму. По-видимому, прочел записки, которые она оставила. Он все делал правильно. Смотрел в глаза слушателям. Улыбался голливудской улыбкой героя. Упомянул новый закон о военной службе, но изложил его кратко, так как президент еще не составил своего мнения о документе.
Последовала продолжительная овация. Жена губернатора поцеловала лейтенанта, оставив на щеке след ярко-розовой губной помады. Архиепископ Нью-Йорка похлопал его по спине, а несколько человек в серой форме столпились вокруг, чтобы пожать ему руку в надежде увидеть себя в вечерних новостях рядом со знаменитым Дереком Маккенной.
Чейси выключила телевизор и стала лихорадочно собираться. Она выхватила из шкафа несколько костюмов и запихнула их в дорожную сумку. Туда же кинула нераспечатанные коробочки с колготками. Уже на пути к выходу она заскочила в ванную, чтобы захватить сушившиеся там трусики и лифчики. Еще успела подбежать к мусорной корзине, чтобы выбросить пакет с прокисшим молоком.
Не прошло и получаса, как она оказалась на углу авеню Аризоны и бульвара Макартура. Такси доставило ее в аэропорт, где она, к своему огорчению, увидела длиннющую очередь в билетную кассу.
Но Чейси не растерялась.
Она направилась прямиком к знакомой кассирше, которая поначалу принялась объяснять ей, где конец очереди.
Чейси предъявила свое служебное удостоверение.
— Ах, да, я помню вас. Вы были здесь несколько дней назад, — заулыбалась кассирша. — Чем могу вам помочь?
— Государственный департамент, официальное поручение, — объяснила Чейси. — Мне нужен билет на первый рейс до Нью-Йорка.
— Конечно, мадам, — ответила кассирша и обратилась к очереди:
— Сэр, не могли бы вы отойти в сторону? Эта женщина — государственный чиновник, у нее срочное дело.
Ваше преподобие…
Ваше преосвященство…
Ваше преподобие…
Ваше преосвященство…
Дерек смотрел на стоящего перед ним человека в сутане и пытался вызвать образ Чейси в надежде вспомнить, чему она его учила. И вспомнил… как они чинили плетень, как он вытаскивал занозы из-под ее ногтей и как она при этом стойко держалась, потому что объясняла ему разницу между титулованием кардинала и архиепископа.
Что же именно она говорила? На Дерека прямо-таки нахлынули воспоминания, но ни одно из них он не мог использовать на приеме в Грэйси-Мэншион. Он думал только о Чейси. Вспоминал ее нежную гладкую кожу. Белокурые кудряшки. Запах пудры и роз. То, как она закусила губку, чтобы не заплакать от боли.
— Послушайте, — сказал наконец Дерек, пожимая руку архиепископу. — Знакомство с вами — большая честь для меня.
— Что вы, что вы, это честь для меня. Архиепископ широко улыбнулся и взял с серебряного подноса, поданного официантом, канапе с черной икрой. Комната была набита битком. Архиепископ постарался поскорее отправить канапе в рот, пока кто-нибудь из гостей не толкнул его и драгоценные жемчужинки не рассыпались.
Между ними протиснулась женщина — представитель ООН.
— Ваше преподобие, — поприветствовала она архиепископа. — Лейтенант, я счастлива видеть вас. Мне известно, что завтра утром вы встречаетесь с моими коллегами в Балтиморе.
— Да, на собрании ЮНЕСКО. Я с нетерпением жду этого, мадам, — ответил он, краем глаза заметив какое-то движение около двери.
— Я хочу поговорить с вами о том пункте вашей речи, который касается международного сотрудничества в области…
— Простите меня, мадам, мне придется вас покинуть, — он зашагал сквозь толпу, отвечая на приветствия и поздравления, но не задерживаясь. У самой двери плечом отодвинул в сторону охранников, объяснявших Чейси, что она должна отойти за ограничительную линию, так как у нее нет приглашения.
— Но я здесь по заданию Госдепартамента, настаивала Чейси. Вид у нее был усталый. Дорожная сумка врезалась ей в плечо, в руке она держала знакомый портфель, костюм измялся, волосы выбились из пучка. В целом Чейси выглядела совсем не так, как, по мнению Дерека, полагалось выглядеть леди из семьи Бэнкс Бейли, особенно когда она появляется на публике.
— Ваше служебное удостоверение ничего не значит, — говорил ей один из охранников. Оно годится лишь для того, чтобы обедать за полцены в столовой департамента.
— Скорее всего, морочит нам голову, — поддержал его коллега. — Многие девушки мечтали бы познакомиться с лейтенантом. Он же теперь секс-символ.
— Я не отношу себя к подобным особам, — возмутилась Чейси. Тут она заметила Дерека и поглядела на него с таким выражением, словно считала его виноватым во всех своих проблемах. Полное отсутствие благодарности. — Лейтенант, не могли бы вы объяснить этим людям, кто я такая?
— Парни, парни, — вмешался Дерек, — вы слышали, что сказала вам леди?
Он взял ее под руку.
— Может, один из вас посторожит ее дорожную сумку? — спросил он уважительно расступившихся охранников. — Чейси, ты что, приехала сюда прямо из аэропорта?
— Конечно, да, — ответила она недовольным голосом.
— Мне кажется, что, учитывая обстоятельства, тебе следовало бы начать со слов: «Спасибо, Дерек», — заметил он.
Маккенна повел ее сквозь толпу в свободный угол. Насколько он мог судить, девушке не мешало бы выспаться, поесть, принять душ, а лучше горячую ванну. Только это поможет ей снять напряжение.
— Простите меня, лейтенант.
— Дерек. Если уж я согласился участвовать в шоу, то ты должна следовать моим правилам. Правило номер один: обращаемся друг к другу на «ты» и зовем друг друга по имени.
— Хорошо, Дерек, — согласилась Чейси, плюхнувшись на диван. Казалось, она позабыла о работе и сейчас думала только о том, что ее могут увидеть. Она поправила парочку шпилек в пучке и попыталась подкраситься, не глядя в зеркало. — Прости. Мне нужно было начать с того, что я очень благодарна тебе за то, что ты передумал и все-таки приехал. Не могу объяснить, как много это для меня значит. Ты даже не понимаешь…
— Правило номер два: никаких эмоций. Просто работа, только работа, ничего, кроме работы. Ничего личного.
Что-то вспыхнуло в ее глазах. Она скрестила руки на груди и топнула ножкой.
— Раз так, то сообщи мне и правило номер три.
Его Чейси вернулась, но все же он чувствовал себя не совсем уютно. Ему хотелось, чтобы она выказала ему больше уважения.
Дерек никогда не встречал женщин, подобных ей. А за время службы в армии он перевидал их достаточно.
— Правило номер три, — начал он, усаживаясь рядом. — Я буду поступать так, как хочу. Я подарю тебе целый месяц своей жизни. Но не больше. Я помню, что последним пунктом в повестке дня значится ужин в Белом доме Четвертого июля. После — фейерверк. Ровно в полночь я свободен, ибо не испытываю никакого желания видеть этих вашингтонских парней.
— Прекрасно.
— Ты отвечаешь за то, чтобы никто из них ни генерал, ни все эти господа из департамента, ни сам президент — меня не беспокоил. Пусть даже с Рождеством не поздравляют.
Он перевел дыхание. Он понимал, о чем она думает. Вспоминает об их последнем поцелуе. Он мог объясниться. Но нельзя давать волю чувствам.
Дерек мог бы сказать ей, что она не из тех женщин, которые способны завести роман, а через месяц расстаться без всякого сожаления. Что она не из тех женщин, которые могут жить на ферме. А он не из тех мужчин, которые, поцеловав женщину, не хотят большего…
Так что лучше и не начинать.
Он даже не сказал ей, что был бы рад получить открытку на Рождество именно от нее.
— Месяц. Не больше. Очень хорошо, — произнесла она, утвердительно кивнув.
— И еще одно, последнее. Самое важное, продолжил он. — Если ты не получишь в своем департаменте работу с отдельным кабинетом, пятью телефонами и с двумя секретаршами, то все эти тридцать дней останутся просто потерянным временем.
