Он молча пожал плечами.
— Почему бы тебе просто не выкинуть все записки от дам? — спросила Чейси, как бы настаивая на этом.
— Потому что женщине требуется немало мужества, чтобы первой подойти к мужчине, а тем более дать ему свой номер телефона.
— По-моему, это просто неприлично.
— Не судите, да не судимы будете, — остановил он ее.
Они пропустили других пассажиров вперед. Кто-то из них останавливался, чтобы попросить у Дерека автограф или сказать ему что-нибудь приятное, но большинство уже имело возможность побеседовать с лейтенантом во время полета. А десятилетнего мальчика, боявшегося лететь на самолете, он даже научил подкидывать зернышки арахиса в воздух и ловить их ртом. Потом они оба продемонстрировали свое искусство матери парнишки, и та расцеловала обоих.
Чейси протянула руку и стерла у него с щеки красноватый след помады.
Когда самолет опустел, Дерек и Чейси тоже взяли свои сумки. Стюардесса не удержалась и чмокнула Дерека, а тот поблагодарил ее за прекрасный полет.
— Как зовут мэра? — спросил он Чейси по дороге к входу в аэропорт.
— К нему нужно обращаться «досточтимый…».
— Да нет, как его имя?
— Бад.
— Значит, его зовут Бад?
— Да, да. Но тебе нужно обратиться к нему «досточтимый…»
Дерек глубоко вздохнул, закинул сумку на левое плечо и, подняв правую руку в приветственном жесте, вошел в здание. Засверкали фотовспышки.
— Привет, Бад! Как дела? — громко произнес лейтенант и на глазах у репортеров пожал руку мэра так, словно они были лучшими друзьями.
Щеки мэра порозовели — виделись-то они первый раз в жизни.
— Чейси, это переходит все допустимые границы, — произнес кто-то хрипловатым голосом без всякого вступления.
— Бабушка? — спросонья выговорила Чейси, одной рукой прижимая к уху телефонную трубку, а другой отыскивая переключатель настольной лампы. Четверг. Значит, они в Нью-Йорке. — Бабушка, я так рада тебя слышать!
— Ты не можешь поступать так, — голос бабушки прервался — или это просто помехи на линии? Следующие слова были произнесены еще более резко:
— Ты не имеешь права вести себя так, ты порочишь доброе имя твоей семьи…
— Вести как?
— Неприятные поступки требуют неприятных слов, — продолжала бабушка. — Итак, Чейси, я должна сказать тебе, что ты ведешь себя, словно… словно непристойная женщина.
Чейси закрыла глаза. Ей все это мерещится? Что это значит?
— Непристойная женщина?
— Именно. Я не могу считать благопристойным то, что ты сопровождаешь мужчину в его поездке по стране.
«Сопровождаю мужчину». Господи! Но она же ездит не с первым встречным, а с Дереком Маккенной.
— Бабушка, это просто работа, — попыталась объяснить она.
Если не считать двух поцелуев…
— Работа? Быть девушкой для утех — не подходящая работа для молодой леди.
— Я не девушка для утех. Я — специалист по протоколу! — Чейси казалось, что она бредит.
— Ты позоришь нашу семью. Едва мы пережили скандал, связанный со свадьбой твоего отца…
— Но это же было двадцать шесть лет назад!
— Всего лишь двадцать шесть лет назад! отрезала старуха.
— Бабушка, все кончится через две недели.
— А унижение будет длиться всю жизнь. Чейси Бэнкс Бейли, я должна напомнить вам о долге! От имени всех членов семьи! — столь патетические высказывания были хорошо знакомы Чейси.
— Нет, бабушка, — Чейси не могла найти аргументов. — Ты не должна мне ничего напоминать. Я все помню. И я не сплю с лейтенантом. Его номер в отеле через два этажа от моего. Мы никогда не ночевали в одной комнате.
Не считая того утра в Нью-Йорке, когда она уснула прямо на диване в его гостиной. Когда она проснулась, приняла душ, причесалась и переоделась, он все еще дремал в кресле в этой же гостиной. Никто из них даже не подошел к постели. Друг к другу.
— Важно не то, спишь ты с ним или нет, а то, как это выглядит для окружающих.
— Бабушка, моя работа заключается в том, чтобы сопровождать лейтенанта на приемах и презентациях. Нет никакой разницы между тем, что я делаю сейчас, и тем, что я делала до сих пор для всех этих посланников, дипломатов и других чиновников, — попыталась объяснить она.
— Но ты никогда не ездила с ними по стране. Ты никогда не ночевала с ними в отелях. И ни один из тех мужчин не выглядел как кинозвезда.
— Но это моя работа!
— Значит, нужно уйти с такой работы, если она превращает тебя в… девушку для развлечений. Приезжай сюда, и мы подыщем тебе подходящего мужа-. Я уже приложила для этого немало усилий. Ведь не многие захотят взять тебя в жены, учитывая твою историю. А если ничего не получится, ты сможешь жить вместе с Меривезер и ее семьей. Детям твоей кузины нужен присмотр. Так ты сможешь стать полезной.
— Бабушка, но я же не сделала ничего плохого, — Чейси была в отчаянии.
— Чейси, подумай обо всем, чем ты жертвуешь ради этого человека. Включая мое уважение.
В трубке раздались короткие гудки… Несколько минут Чейси смотрела на смолкнувший потом телефон. Ей казалось, что она набрала полный рот жевательной резинки и пытается ее проглотить. Девушка зарылась лицом в подушку и зарыдала. Она проплакала, не переставая, минут пятнадцать, когда в ее дверь постучал Дерек.
— Эй, я хотел спросить тебя кое о чем. Что ты имела в виду в той фразе, которую добавила в мою завтрашнюю речь?
Она рванулась было к двери, потом снова бросилась на кровать и укрылась с головой.
— Так, это уже серьезно, — констатировал Дерек, подойдя к кровати. — Что произошло?
— Ты не поймешь, — пролепетала она.
— Я постараюсь.
Она убрала от лица влажную простыню, несмотря на то что понимала: ее лицо покраснело и опухло, ведь она не относилась к тем счастливым женщинам, которые остаются красивыми и утонченными даже в слезах. К тому же волосы ее спутались, простая трикотажная ночная рубашка была далеко не элегантной. Но все это ее совершенно сейчас не заботило.
— Звонила бабушка. Она считает меня… — Чейси замолчала, не в силах выговорить непристойное слово. У нее задрожали губы.
— Не продолжай, — прервал ее Дерек. — Могу представить. Хочешь, чтобы я поговорил с ней?
— Нет, будет еще хуже. Она подумает, что мы любовники.
— Почему так важно, что она подумает? Ты же говорила, что ненавидишь условности, респектабельность, притворство, ханжество.
— Но я хочу, чтобы родственники меня уважали! — воскликнула она.
В этот момент Чейси выглядела беззащитным осиротевшим ребенком. Лицо ее выражало такую муку, что у него защемило сердце. Он присел рядом.
— Нет, Чейси, тебе нужно не их уважение. Тебе нужна их любовь. Я вот всегда был уверен в любви своего отца ко мне, а ты никогда не верила в любовь со стороны своих родственников.
Понимая, что он говорит правду, она стукнула по кровати кулачком.
— Прости, — сказал он. — Это все из-за меня.
— Нет, это не из-за тебя. Что бы я ни делала, они всегда думают обо мне самое худшее. Так было всегда.
Она отвернулась от него. Волосы ее рассыпались по подушке, плечи вздрагивали от рыданий.
— Чейси, милая, — сказал он и погладил ее по щеке. Она вдруг протянула ему руку. Он снял ботинки и прилег рядом с ней.
Девушка не возражала. Она не протестовала, даже когда он обнял ее, погладил золотистые волосы, убрал их с ее лица и поцеловал прядь. Только когда он прижал ее тело к себе, она напряглась.
— Чейси, ты можешь попросить меня о чем угодно, — тихо сказал он. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Я здесь просто… просто ради тебя.
— Я так устала, — ответила она, — сегодня был такой длинный день, и вчера был длинный день…
— И позавчера был тоже длинный день.
— Я так хочу спать!
— Давай спать.
— Мне не заснуть.
— Тогда не будем спать. Знаешь, Чейси, у меня тоже бессонница.
— Не правда. Я видела, как ты засыпаешь в машинах, автобусах, поездах, самолетах, просто в креслах…
Она обернулась, их лица почти соприкасались.
— И все же я не могу нормально спать. После плена. Мне просто… мне снятся плохие сны, он отодвинулся от нее и сел на кровати. — Нам не стоит это делать. Если бы нас увидела сейчас твоя бабушка, ее хватил бы удар.
Чейси собралась было сказать ему, что все в порядке, но произнесла:
— Ты прав, сближаться — не слишком умно.
— Совсем не умно, — согласился Дерек. Он поднялся и стал смотреть в окно на линию горизонта. — Я хотел присесть рядом с тобой и что-нибудь почитать. Могу я остаться здесь? Буду держаться на расстоянии.
Он указал на кресло в противоположном конце комнаты. Чейси тоже посмотрела на него, потом кивнула. Она взбила подушку, чтобы та стала мягче и пышнее, расправила простыни.
— Дерек…
— Да, Чейси, — он оторвался от путеводителя по Нью-Йорку, взятого им на журнальном столике.
— Если ты захочешь спать… просто, если вдруг ты захочешь спать… в шкафу есть еще одна подушка и одеяло.
