будет.
На плече выделялась белая клейка полоска, которая держала иглу в моей руке. Настолько профессионально воткнутую, что я не сразу ощутила присутствие в вене инородного тела.
Лежать. Не шевелиться. Вроде всё понятно.
— Рассказывай, девочка, где ты шлялась, что после нескольких часов поисков я нашел тебя чуть ли не с передозом в луже… Не буду говорить чего, ты слишком впечатлительная, — скривил губы, окинул меня взглядом строгого папочки, сильнее нахмурив брови.
— Я что, описалась? — вырвалось быстрее, чем я смогла прикусить губу.
— Нет, вроде нет, но я не берусь отвечать на это со стопроцентной гарантией. Тебя тошнило. В тачке, кстати, тоже. Не уверен, что с моим уровнем брезгливости я ещё раз ей воспользуюсь.
Заглянула под одеяло. Одежда чистая, волосы своей легкой влажностью тоже наталкивают на определенные мысли.
— Если ты брезгливый, то кто меня тогда…
— Я. О, и ещё одно, маленькая. После того, как мои пальцы побывали в тебе так глубоко, как приличный человек старых взглядов я просто обязан на тебе жениться, — почему-то после его слов я ощутила режущие спазмы в горле при очередном глотании.
— Ты засовывал в меня пальцы?
— В рот. И вообще не в том смысле, в котором хотелось бы.
В спальне раздалась усмешка в ответ на мои совестливые стоны, когда я одновременно издавала раскаивающиеся звуки и пыталась убраться от его насмешливого взгляда хотя бы под одеяло.
— Не поможет, — с меня сорвали тёплое укрытие. Мужчина упёрся ладонью в паре сантиметров от моего лица и навис сверху, удерживая свой вес одной рукой, от чего мышцы на его плече вздулись внушительным контуром. — Где тебя носило, блядь?
— Я-я не бл…
— Не зли меня лучше. Выражение такое, к тебе никакого отношения не имеет. Какого хуя ты ночью потащилась одна не пойми куда, нажралась какой-то дряни и решила, что сон на холодной земле в такую погоду пойдет тебе на пользу? Я тебя пальцем не тронул, пытался быть вежливым. Повёлся на твоё это «ой, как неудобно спать в наручниках», людей своих напряг, чтобы они сестру твою нашли. Бабки, в конце концов, за тебя вкинул. Ты забыла про это, девочка? Сумма там нихуевая, между прочим. А в ответ что? На своей жопе ровно усидеть не можешь, пока я дерьмо это разгребаю, — он не кричал, ни разу не повысил на меня голос, но вот этот его давящий стальной взгляд с обещанием перемолоть без следа и поджатые в гневе губы вкупе с появившимися на лице морщинами от сведенных к переносице бровей…
У меня даже кончики пальцев заледенели. Дернулась, попыталась отодвинуться, на что мужчина лишь скрипнул зубами и медленно покачал головой, припечатав меня этим к постели так, что я с легкостью рвением увеличить между нами расстояние могла бы своим бараньим весом продавить жёсткие деревянные досочки каркаса.
Они бы сломались, матрас упал бы на пол, а у меня появились бы спасительные полметра пространства, чтобы не чувствовать губами его тяжелое клеймящее дыхание. Одно на двоих сейчас.
— Зачем тебе всё это?! Зачем ты что-то делаешь для меня, для чужого тебе человека?! Где выгода? Что ты со мной потом сделаешь, когда настанет время расплаты?! — я не выдержала. Сломалась под его натиском, выплеснув переполняющие эмоции слишком громкими интонациями, заставив мужчину на пару коротких секунд зажмурить глаза и прижать пальцы свободной руки к голове.
— Дура.
Такое едкое и шипящее, даже без подобных букв в слове.
Оттолкнулся, выпрямился и хлопнул дверью так, что я едва не подпрыгнула от вибрации мощного хлопка.
Я лежала и глупо пялилась на заканчивающуюся капельницу, кусая нижнюю губу почти что в кровь, потому что страх получения кубиков воздуха в вену опять взял надо мной верх. Я вообще с первой в жизни капельницы этого боялась, а все разумные объяснения принципа работы системы медицинских трубок пролетали мимо ушей.
И выдернуть её из руки не могу, потому что тоже страшно сделать всё не так. Истеку кровью, а Григорий без меня зачахнет, потому что никому не нужен кактус со следами бычков на стебле.
Из подъезда его забрала, теперь выхаживаю.
На последних миллилитрах пяти появился Дамир. Перекрыл подачу лекарства, максимально аккуратно выдернул иглу, тут же придавив кусок ватки к кровоточащей точке на сгибе локтя каким-то самоклеящимся бинтом, и опять ушел, оставив меня в полнейшей растерянности.
А что дальше?
Через пару минут я попыталась встать. Всё кружилось, ощущение ватной слабости в конечностях, максимально короткие шаги по стеночке до двери, которая дрожащим слабым пальцам поддалась лишь с третьей попытки.
Видимо, это был лимит моих возможностей на данный момент, потому что в коридор мне так и не суждено было ступить. Я начала оседать на пол, благо косяк из благородной древесины смог послужить неплохой опорой — приземление было мягким.
— Тебе плохо? Ты чего? Открой глазки… Мамочке тоже было плохо, но она говорила, что нельзя их закрывать, — крохотные ладошки щупали моё лицо, детский голос отзывался эхом в голове, пробираясь сквозь пелену дикой усталости.
— Всё хорошо, малыш, всё хорошо… — я пыталась успокоить напуганного ребёнка сквозь свой туман, но девочка лишь начала всхлипывать, тормоша меня за плечи слишком слабыми ручками.
— Василиса? Ты чего там сидишь? — шаги, непонятный глухой звук. — Ни на минуту, бл… Лиса, давай в сторону. Не реви только, слышишь меня? Не реви, она просто внезапно захотела спать. Вот что бывает, когда ночью занимаешься непонятными делами…
Снова тепло и мягко.
— Давай сюда своего зайца…
Что-то пушистое возле носа с запахом детского шампуня.
— Нет, тебе нельзя остаться. Пошли лучше обедать… Ну конечно, ты опять со мной не разговариваешь…
Сухие губы мажут по виску, а следом опять «маленькая» со знакомыми интонациями.
Привет, моё тёмное дежавю угасающей реальности перед глазами. Давно не виделись.
Глава пятнадцатая. Мир
Загорский, сука.
Уж не знаю, как технарям нужно было изъебнуться, чтобы пробить местоположение «пустого» телефона, но факт остается фактом — через
