У меня дрожь по коже от волнения, едва я это читаю.
Лиза *Феечка* Богданова: Я счастлива за тебя!
Сонечка *Солнышко* Бугага: ❤️❤️❤️
Несмотря на то, что Соньку ждать не приходится, иду на кухню и готовлю ужин. Половину сразу же перекладываю в стеклянный контейнер и отношу Курочкину. Очень люблю его баловать. Такой он человек, пусть будет у него весь холодильник забит едой, а угощению всегда радуется.
Оставаться дома не хочется. Поэтому, как только справляюсь со своей порцией еды, собираюсь и иду в ТЦ. Захожу в несколько магазинчиков. Оправдываясь тем, что завтра уже начинается осень и вполне резонно пополнить гардероб, балую себя обновками.
А после и вовсе решаю забежать в кино. Судя по афише, как раз на последний сеанс успеваю. Ну и что с того, что буду сидеть в одиночестве? В последнюю неделю я стала забывать: чтобы быть счастливой – компания не нужна. Пора исправляться.
Но…
Как же быстро я забываю о позитивном мышлении. Стоит лишь встретить в фойе кинотеатра Чарушина.
Он… не один.
Замираем одновременно. Словно не неделю назад, а только сейчас впервые после разлуки столкнулись. Жизнь вокруг нас продолжается, а мы выпадаем. Заклиниваем и перестаем функционировать. Чтобы после паузы, при первой же попытке запуска, все внутри взорвалось.
Какой же он красивый… Родной… Как я скучала… Как же хочется обнять…
Сердце отрекается от трона и пускается в поход по всему моему телу. В груди сразу же начинается глобальная перестройка. А внизу живота вскипают все реакторы за раз.
Делаю шаг к Чарушину и тут же стопорюсь.
– Тём, ты чё застыл? – дергает его за локоть шикарная светловолосая нимфа. Заметив меня, придвигается еще ближе – буквально всем телом к его боку. Смотрю на нее, оторваться не в силах. Не знаю, какие эмоции выдаю, но девушка принимается так же внимательно меня изучать. Сделав какие-то выводы, совершенно спокойно выдает: – Привет. Я – Рина, сестра Артема.
Уверена, что облегчение, которое тушит мой бурлящий кратер, отражается у меня на лице.
– Очень приятно, – выдыхаю взволнованно и на самом деле радостно. – Меня зовут Лиза.
Чарушин хранит молчание, но его сестра не дает паузе затянуться:
– Тоже на «Бегущих»?
– Да!
– Билет уже взяла?
– Нет, не успела до касс дойти…
– О-о… Тём, может, позовешь Лизу с нами?
Его губы совершают какое-то движение, но быстро застывают. Ни одного слова так с них и не сходит. А потом… Чарушин слегка поворачивает голову, склоняет ее набок и «отвечает» сестре взглядом.
Не хочет он меня приглашать.
Не хочет.
Не хочет.
Не хочет.
Не хочет…
Вся та обида, что копилась во мне с нашей последней встречи, разрастается и грозит пролиться во внешний мир самыми горькими слезами. Как вдруг рядом возникают еще две девушки и женщина постарше. Вот в этой троице я даже сквозь мутную пелену улавливаю сходство с Артемом.
– Добрый вечер!
Господи, это его мама… Мама…
Господи, что она обо мне подумает?
Во что я одета? Вспоминай! Черт, юбка очень короткая?
– Здравствуйте, – шепчу, с трудом выдерживая ее мягкий, но явно заинтересованный взгляд.
На Артема и вовсе смотреть не могу. Но… Зачем-то смотрю! Точнее, поглядываю. Долго принимать кипящее в нем недовольство не получается.
– Это Лиза, подруга Артема, – щебечет тем временем Рина. Сейчас она мне напоминает Соню, только еще смелее и решительнее. – Ника, Анж – сестры. А это наша мама – Татьяна Николаевна.
– Очень приятно, – на этот раз без особого энтузиазма выдаю.
И смотрю на Артема. Грудь так сильно сдавливает, что, кажется, тут и умру.
Он злится, что я здесь. Злится, что познакомилась с его семьей. Злится, что я в принципе существую.
Как же больно все это принимать! Не дышу.
– Вы тоже на «Бегущих»? – вопрос Татьяны Николаевны дает шанс очнуться.
Еще одного акта унижения, да еще перед ней, я не выдержу. Лучше врать.
– Нет… Я просто так… Зашла посмотреть, когда премьера одного фильма… Уже ухожу… Очень спешу… Извините… До свидания!
Разворачиваюсь и сбегаю, прежде чем кто-то из Чарушиных успевает среагировать и хоть что-то ответить.
Хорошо, что на улице давно стемнело. Иду домой и плачу.
Пакеты с покупками шелестят, и даже этот шелест меня больше не радует. Хочется размахнуться и выбросить все, что накупила, в первую подвернувшуюся урну. Останавливает лишь природная бережливость. Не по карману мне подобные истерики.
Кроме того, пытаюсь призвать свой разум к логике. Ничего ведь ужасного не произошло. Артем не оскорблял меня. Ничего неприятного не говорил. Не говорил вообще ничего… Но, Боже мой, проявил такое пренебрежение!
Вспоминаю, и в груди снова заламывает.
После его трехдневного молчания… После того отношения, которое он выказал на прощание… После всех моих тайных надежд… Эта ситуация крайне сильно ранит меня.
Никогда больше он не будет прежним. Со мной не будет.
«Молчание я приму как вседозволенность…»
Нет… Нет! Я готова бороться!
13
Нет, уйти ты не можешь.
© Артем Чарушин
– Эта девушка… – мягко стартует мама. Поджимая губы, выдерживает паузу, хотя уверен, что вспоминать имя ей не приходится. Сжимая челюсти, сосредотачиваю взгляд на дороге и просто жду, пока закончит. – Лиза, да?
Напряженно тяну ноздрями воздух. Делаю вид, что нагло втискивающийся передо мной мудак отнимает все мое внимание. Но секунд пять спустя кивать все же приходится.
С мамой мы никогда не поднимали тему Богдановых, и все же я знаю, отец не мог ей не рассказать.
– Она выглядела очень расстроенной. Мне ведь не показалось?
– Не знаю. Я не заметил, – голос сухой, аж трещит.
Нутряк скручивает. По плечам и спине летит дрожь. Но перед своим сознанием я упорно отметаю все эти реакции.
– А я заметила, – будто бы просто рассуждает мама. – Мне кажется, она и убежала, чтобы не расплакаться перед нами.
– Не выдумывай, – шумно выдыхаю.
– Я не выдумываю. Анализирую то, что вижу, – отражает спокойно. – Ты тоже раньше был весьма сообразительным, высоко эмпатичным и, я бы даже сказала, мудрым.
Мама выдает и замолкает. Проезжаем коттеджный поселок, который ей нравится, и она, как обычно, подвисает, любуясь обилием зеленых насаждений.
– Последнее ты к чему? – не выдерживаю, хотя не собирался впрягаться в этот странный диалог.
– Да ни к чему, – пожимает плечами. – Удивилась, что ты не заметил. Вот и все.
Вздох, который я произвожу, волей-неволей получается шумным. В груди, будто шквальный ветер поднимается. Заворачивает по периметру, усиливая то дикое жжение, что назойливым фитильком точится в левой части с тех самых пор, как в моей жизни снова появилась Богданова.
Лучший способ закрыть тему – оставить фразу собеседника без ответа. Поэтому я и молчу, несмотря на то, что вдруг находятся сотни слов относительно ситуации и около нее. Гашу все, лишь бы не прорвало то самое, что мне на хрен не надо.
– Папа говорил, что только на выходные приедет? – спрашивает мама пару минут спустя.
Киваю с некоторой долей облегчения. Переключились.
– Да, говорил, что в понедельник обратно придется лететь.
– Сплошные проблемы с этим филиалом. В столице будто какие-то другие законы и нормы. То, что проходило у нас в Одессе, там не проходит.
– Ну, какие законы, мам? – усмехаюсь я. – В каждом регионе свои загоны. Так было всегда. Папа спокоен, и ты не нервничай зря. Все решится, просто на неделю позже.
– Хочется, чтобы он был дома. Я не привыкла вот так, порознь. Тяжело.
– Тяжело, но мы справляемся.
– Еще эти обследования… Раздражает, что все затягивается.
– Уверен, все под контролем, мам. Евгений Михайлович просто дотошный человек, потому и гоняет тебя по всему списку, – смеюсь, чтобы хоть как-то ее взбодрить.
– Да уж, – подхватывает мама. – Точно, по всему! Все, что можно исследовать! Все! Все я пройду!
