доказательств? Все документы на Илью у мамы в селе и свидетельство об усыновлениии тоже. Мы с Сережей нарочно оставили его там, чтобы дети случайно не нашли.
– Объяснишь, конечно, но позже. Федор Евгеньевич, – Барковский бросает короткий взгляд в сторону главврача, – прошу прощения. У нас тут семейные дела, не требующие отлагательств.
– Но, Владимир Данилович, все же хотелось бы знать, что вы решили…
– Я пришлю своих юристов. С ними все и обсудите. С меня – финансирование, с вас – отчет.
– Да-да, Владимир Данилович.
– Ну вот и прекрасно. Идем.
Он тащит меня за собой в сторону лестницы. Причем ему, похоже, плевать, что мне неудобно.
– Подождите, за мной должна Эля приехать, – пытаюсь затормозить.
Владимир резко останавливается и надвигается на меня:
– Ты поедешь со мной, а не с Элей. Только я еще не решил куда. Может, сразу на аборт? Моему брату не нужен больной ребенок!
У меня ноги подкашиваются.
Он прижимает меня к перилам. Дальше некуда отступать.
– Владимир Данилович! – мой голос дрожит. – Это не то, что вы подумали!
– А что тут думать? – он упирается ладонями в перила по обе стороны от меня. – И так все понятно. Решила по-быстрому легких денег срубить? Нет, я все понимаю: сына надо лечить. Тут все методы хороши, а? Даже обман!
Его губы раздвигает холодный оскал.
Я зажмуриваюсь, лишь бы не видеть убийственной ярости в этих синих глазах. У самой на ресницах наворачиваются слезы. От обиды внутри все кипит.
Хочу крикнуть, что все не так, но меня останавливает его телефон.
Звонок заставляет Владимира чертыхнуться. Он берет трубку и отодвигается от меня.
– Слушаю, да…
Я поспешно достаю свой телефон. Нужно позвонить Эле как можно быстрее. А может, вообще сбежать?
Украдкой оглядываюсь и натыкаюсь на ледяной взгляд Барковского:
– Даже не вздумай. Нет, это я не вам, – поясняет он в трубку, – продолжайте.
Эльвира не спешит ответить на мой звонок. А больше звонить некому: номера Виктора у меня нет.
Быстро набираю сообщение Эле.
– Топай, – Владимир сжимает мое плечо и подталкивает вперед.
– Давайте спокойно поговорим! – пытаюсь воззвать к его разуму. – Я вам все объясню!
Но проще заставить камень услышать меня!
Этот мужчина будто нарочно игнорирует мои слова. Прет к выходу, как танк, таща меня за собой на прицепе, и тут же набирает по телефону кого-то.
– Объяснять будешь в суде, – цедит в мою сторону. – Когда мы выставим тебе и Центру репродукции неустойку. Ты скрыла от моей семьи такую информацию!
Я резко замираю.
– Суд?!
Они заставят меня вернуть деньги? Боже… где я такую сумму возьму?
– Давай, не тормози, – меня подхватывают под руку и силком тащат наружу. – Думаешь, будем с тобой церемониться?
– Да отпустите меня, – пытаюсь вырваться.
– Моей семье больной ребенок не нужен. Да, Вить, – это в трубку, – ты где? Отлично, жди. Сейчас приеду с твоей суррогаткой. Будешь решать, что с ней делать. Я все объясню при встрече.
– Вы псих! Ненормальный, – отталкиваю его от себя.
Но это все равно что отталкивать кирпичную стену. Ничего не получается.
– Веди себя спокойно, – он слегка встряхивает меня. – Не стоит полошить всю больницу. Тут же больные.
– Я же сказала, что все объясню!
Судя по всему, разговаривать с ним бесполезно: он слышит только себя и то, что хочет слышать. Не человек, а баран! Угораздило же меня с ним столкнуться!
От неприкрытого идиотизма ситуации даже страх проходит, остается одна злость.
На улице Владимир все-таки отпускает меня.
Надо что-то срочно придумать. Хотя бы добраться до Эли! Или дождаться, пока она возьмет трубку.
Мой мучитель направляется к иномарке, думая, что я за ним, как холоп за барином, последую. Да фигушки ему.
Бросаюсь в другую сторону. Вылетаю за ограду клиники.
– Стой! – кричит Владимир.
Нагоняет меня на улице и вновь хватает за руку.
– Отпустите, – отталкиваю его.
Мимо проходят люди и косятся на нас.
– Ты сбрендила? – шипит он.
– А вы? Кидаетесь на человека прямо на улице, – возмущаюсь я. – Вот же будет интересно журналистам! Вы же стараетесь не афишировать свою жизнь, да? А тут такой скандал!
Беру его на “слабо”, и это срабатывает. Значит, мои подозрения не обманули: братья Барковские очень темные личности. Может, какие-то криминальные бароны, раз так шифруются?
Желваки на лице Владимира продолжают играть, но он нехотя отпускает меня.
– Назови хоть одну причину, по которой я должен тебя слушать? – говорит, в упор глядя на меня.
Мой телефон звонит. Эльвира. Ну наконец-то. Я вскидываю голову и беру трубку.
Псих ненормальный этот Владимир. Думает, раз он богатый, то ему все можно.
– Эля, я закончила. Можете меня забрать? – стараюсь говорить ровно, но голос предательски дрожит.
– Ой, слушай, я тут еще занята. Вызови такси. Дворецкий оплатит по счетчику.
– Эля, – зову ее, но она бросает трубку.
Я опускаю смартфон и поднимаю взгляд на Владимира.
Барковский смотрит на меня так, словно все уже обо мне знает, все для себя решил. И что бы я ни говорила, как бы ни пыталась объяснить ситуацию – это уже не важно. Он смотрит как человек, который принял окончательное решение, и никто не сможет его разубедить.
Даже не знаю, как сказать ему, что Илья не мой сын. Он ведь потребует доказательства. Не поверит мне на слово. Решит, что я от больного ребенка открещиваюсь. Сначала скрыла его существование, а теперь вру, что он неродной.
Значит, нужно действовать иначе. Объяснить все при Эле и Викторе, сказать, что документы на усыновление лежат в деревне, у мамы…
Вот предлагала же купить ей смартфон! Так нет, отказалась, так с кнопочным и живет! А сейчас могла бы просто сфотографировать свидетельство и на мессенджер выслать. М-да… идиотская ситуация…
Без свидетельства об усыновлении мне никто не поверит!
– Пошли, – Владимир прерывает мои размышления, кивая в сторону своей иномарки.
– Я с вами никуда не поеду, – отступаю на шаг. – Можем поговорить прямо здесь. Хотя вообще не вижу причины объяснять вам что-либо.
– Ты права. Мне можешь ничего не объяснять. К тому же я не настроен слушать твои сказки.
Он делает шаг ко мне.
